Георгий Дерлугьян - Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

Как и в случае со всеми подобными случаями насилия, достаточно подробное и достоверное исследование не может быть обязанностью ученых. Здесь я предлагаю придерживаться универсального подхода, предполагающего рассмотрение причин и обстоятельств погромов и других насильственных форм конфликта при помощи социологической реконструкции событий, опирающейся на теоретическое понимание, тщательно согласуемое с доступным эмпирическим материалом. Как именно собрать такие факты, является отдельной методологической проблемой – боюсь, что при всем риске полевые исследования или что-то очень близкое к ним необходимы для каждого случая. Местные жители часто знают на каком-то уровне, что происходит (особенно если оказываются непосредственными участниками событий), хотя это знание либо не отрефлектировано, либо погребено под национальными стереотипами или позаимствовано у текущей пропаганды политической риторикой.

Норберт Элиас, остающийся, во всяком случае среди американских ученых, наименее известным и редко читаемым из классиков социологии, помимо запоздало знаменитого «Цивилизационного процесса» написал в свое время еще и теоретически интереснейшее исследование на тему формирования оппозиции «коренные – пришлые». Эмпирической базой послужили многолетние включенные наблюдения в английского провинциального городка Лестер, где Элиас преподавал в университете после войны. В одном из пригородов Лестера Элиас и его сторудник Джон Скотсон обнаружили естественно возникшую ситуацию социального эксперимента. Там соседствовали три отдельные статусные группы, причем все они в равной мере, несомненно, были англичане и протестанты. Наряду с чопорно державшейся особняком и задававшей тон приличиям провинциальной буржуазией и средним классом, в Лестере сформировалось два отдельных сообщества рабочих, реально не отличавшихся ни уровнем зарплат, ни образованием, ни видом жилища, ни любимыми формами досуга. Просто одни пролетарии вели свой род от работников лестерширских фабрик еще времен индустриальной революции XIX в. и гордо ставили себя в положение «приличных коренных», а другая группа пролетариев прибыла на работу лишь в годы Первой мировой войны и потому даже десятилетия спустя считалась «пришлыми». «Коренные» и «пришлые» собирались только в своих пабах, ходили в гости и на футбол со своими. Молодежь воспроизводила деление элементарно в силу проживания в разных городских кварталах, продолжала раздельно посещать школы, церкви, танцзалы. Оттого знакомились и женились преимущественно в своей группе. «Коренные» выработали целый арсенал расистских стереотипов в отношении «пришлых», считая их жуликоватыми лентяями, пьяницами, плохими хозяевами и хозяйками – и все это, повторим, среди вполне «цивилизованных» рядовых англичан безо всяких этнических, конфессиональных и даже экономических отличий. Значение этой забытой работы для теорий этнической идентичности не может быть более очевидным. Norbert Elias and John L.Scotson, The Established and the Outsiders, edited by Cas Wouters (Dublin: UCD Press, 2008 [Collected Works, vol. 4]). See www.ucdpress.ie.

Nancy Lubin, Labor and Nationality in Soviet Cen tral Asia. Princeton: Princeton University Press, 1984.

Leslie Holmes, The End of Communist Power: Anti-Corruption Campaigns and Legitimation Crisis. Oxford: Oxford University Press, 1993.

Мятеж? Кто или что стоит за событиями в Ферганской долине // Комсомольская правда, у июля 1989; Грибанов В. Жить в Ташкенте // Столица. 1994. № 19; Пропавшее золото // Независимая газета. 23 февраля 1993-

Горбачевский назначенец в Узбекистане Рафик Нишанов переехал в Москву, где был назначен спикером новоизбранного Совета Национальностей (советского аналога Сената). Подобный переход с поста главы в неспокойной республике на сенаторскую должность в Москве стал в 1989–1990 гг. довольно обычным явлением, которое можно наблюдать на примере оказавшихся в изоляции руководителей Чечено-Ингушской и Кабардино-Балкарской автономных республик.

Vladimir Popov, Shock Therapy versus Gradualism: The End of the Debate, Comparative Economic Studies , vol. 42, no. 1 (2000), pp. 1-57.

Alexander J. Motyl, The Turn to the Right: The Ideological Origins and Development of Ukrainian Nationalism, 191921929. New York: Columbia University Press, 1980; Anatol Lieven, The Baltic Revolution: Estonia, Latvia, Lithuania and the Path to Independence. New Haven: Yale University Press, 1994.

Я особенно благодарен ереванскому социологу Рубену Карапетяну, поделившемуся своими данными и особенно своим видением процессов формирования армянской элиты в советский период.

Ronald Grigor Suny, The Baku Commune, 1917–1918. Class and Nationality in the Russian Revolution. Princeton: Princeton University Press, 1972.

Marc Garcelon, The Estate Change: The Specialist Rebellion and the Democratic Movement in Moscow, 1989–1991, Theory and Society 26 (1997), p. 51.

Крыштановская О., Хуторянский Ю. Элита и возраст: путь наверх // Социологические исследования. 2002. № 4.

Приводимые здесь описания характеров во многом обязаны моему дружескому общению с потомком остзейских князей и знатоком русской культуры Анатолем Ливеным, который не раз вблизи наблюдал и Ельцина, и Дудаева. См. также Anatol Lieven, Chechnya: The Tombstone of Russian Power. New Haven: Yale University Press, 1998.

Эта стратегия была опробована и русской номенклатурой. В Краснодарском и Ставропольском краях, т. е. на том же Северном Кавказе, традиционно известные своим консерватизмом партийные руководители вначале поддержали создание ультраконсервативной и имплицитно националистической «Российской Коммунистической Партии» (в советские времена номинально собственные компартии существовали только в национальных союзных республиках, но не в Российской Федерации). Затем с 1990 г. они стали спонсировать создание военизированных местных националистических организаций под флагом возрождения казачества. Потенциально это могло оказаться очень опасной игрой. См. шестую главу под названием «Нереализация сербского варианта в России» в книге Anatol Lieven, Chechnya, the Tombstone of Russian Power, New Haven: Yale University Press, 1998; а также более детально в статье Georgi Derluguian, The Russian Neo-Cossacks: Militant Provincials in the Geoculture of Clashing Civilizations, in John Guidiy, Michael Kennedy and Mayer Zald (eds), Globalizations and Social Movements. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2000.

Kristina Juraite, Environ mental Consciousness and Mass Communication. Doctoral thesis. Kaunas: Vitautas Magnus University, 2002.

Звиад Гамсахурдия, уже дважды упоминавшийся в этой книге в связи с кровавой стычкой 1956 г. при попытке не допустить демонтажа памятника Сталину и выступлением студенчества в 1978 г. по вопросу официального статуса грузинского языка, обладал высочайшим символическим капиталом как ветеран патриотического подполья, профессиональный филолог-шекспировед и, далеко не в последнюю очередь, сын знаменитого писателя и лауреата Сталинской премии Константина Гамсахурдия. Едва ли не большим символическим капиталом также обладал красноречивый и непреклонный Мераб Костава, который не сдался в следственном изоляторе КГБ и пошел на длительный тюремный срок. Мученический героизм и харизматическая притягательность сделали Коставу, по общему мнению многих грузинских интеллектуалов, наиболее вероятным вождем грузинского радикального национализма. Однако вскоре после выхода на свободу он погиб в автокатастрофе, и во главе национального движения встал Гамсахурдия. Гибель Коставы все еще остается предметом толков и слухов относительно того, не была ли она подстроена КГБ, что допускает возможность косвенного вывода о продолжении сотрудничества Звиада Гамсахурдия с органами госбезопасности после покаяния и выхода на волю. Однако в противоположность подобным теориям заговора, которые имеют широчайшее хождение во всех странах Восточной Европы, следует признать, что сотрудничество будущего вождя с охранкой перестает иметь существенное значение после того, как революционная мобилизация возносит его к власти и делает автономным игроком. Власть волшебная штука, снимающая груз прошлых грехов, как, впрочем, и создающая новые. Даже если Гамсахурдия и служил в какой-то период провокатором КГБ, его действия нанесли такой урон целостности СССР, который далеко перекрывает какую-либо тайную выгоду или расчет. Достаточно вспомнить пример русских попа Гапона и жандармского полковника Зубатова, в конечном итоге подставивших нерешительного и неумелого царя Николая II под удар революции 1905 г.