Карл Гершельман - «Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное

У К. К. Гершельмана есть и своего рода психологические этюды с уходом в мир подсознательного и одновременно в мир таинственного, даже мистического. В них перед героями нередко встают психологические, переходящие в философские загадки о сущности мироздания и о смысле человеческого существования («Рассказ без названия». «Револьвер»; последний не опубликован). В этих произведениях Гершельман в какой-то мере использует опыт сюрреалистов, их описание потока сознания, в котором как будто бессистемно и хаотично смешиваются разные начала. Впрочем, сюрреалистом Гершельман ни в коей мере не был: он, пожалуй, для этого слишком рационалистичен…

К этой же группе можно отнести и очень интересный, мы бы даже осмелились сказать, новаторский рассказ К. К. Гершельмана «Начало (Дочери Анне)», впервые здесь публикуемый. В нем писатель пробует — и, как нам представляется, удачно — воссоздать мировосприятие младенца, начиная с утробы матери до года жизни. Рассказ основан на собственных наблюдениях автора за младенчеством дочери Анны; ей же он и посвящен.

В творчестве К. К. Гершельмана есть рассказы и миниатюры, которые вернее всего охарактеризовать как преимущественно философские. Это миниатюра «Самое важное», рассказ «Отпавший ангел. Выписки из его дневника» — о происхождении зла на земле, о противоборстве мира чувств и разума человека и последствиях этого.

Но К.К. Гершельману вполне удавались и выдержанные в традиционной реалистической манере рассказы из повседневной жизни («Девочка Надя», «Встреча», «Место в шлюпке», хотя в последнем и рисуется экстраординарная ситуация). У него даже можно найти юморески в духе Н. Тэффи («Книга хорошего», публикуемая в нашем «Избранном»).

Прозаическое наследие К. К. Гершельмана довольно велико и, как мы могли удостовериться, разнообразно. К прозе он обращался даже более продолжительный период времени, чем к стихам, и, если верить его супруге, отдавал прозе предпочтение перед поэзией, считал ее более важной частью своего творчества [61] См. в письме Е. Б. Гершельман к В. С. Булич от 29. окт. 1953 г. (Памятники культуры, 1997. С. 130). . Любопытно, однако, что если почти все стихотворения зрелого Гершельмана опубликованы, то этого никак нельзя сказать о его прозе: хотя целый ряд его ранее неопубликованных рассказов и миниатюр и включен в эту книгу, тем не менее остается еще немало произведений, никогда не печатавшихся. Правда, нередко это незаконченные произведения, сохранившиеся в архиве писателя в виде черновых рукописей.

Очень необычны опыты К. К. Гершельмана в области драматурга, впрочем, немногочисленные. Они также не опубликованы и не известны даже исследователям — по крайней мере в статьях о Гершельмане не упоминаются. Это, прежде всего, «Ванька-Встанька. Лубок. Пьеса для кукольного театра», сохранившаяся в архиве писателя. Вероятно, она выросла из тех кукольных представлений, которые, по воспоминаниям дочери Карла Карловича, Анны, в ее детские годы регулярно устраивались в доме Гершельманов к дням рождения и по праздникам. Куклы и декорации, естественно, были самодельными, актерами же выступали сам писатель, его брат Константин («дядя Котя») и Елизавета Бернгардовна.

Увлечение кукольными представлениями было столь велико, что родители Анны даже подумывали о создании своего настоящего кукольного театра, но эти планы, вернее, эти мечтания, не были претворены в жизнь. Кроме того, Гершельманы устраивали для детей еще Schattenspiel'и — так называемые китайские тени: исполнение сценок при помощи теней, отбрасываемых на экран движущимися фигурками. Анна и Константин Гершельманы вспоминают, что еще в Познани отец и мать давали для них такого рода представления (как и кукольные), причем на них приглашались и проживавшие в их доме польские детишки.

Пьеса для кукольного театра «Ванька-Встанька» — достойный внимания художественный эксперимент Гершельмана. Она написана раешником в сугубо простонародном стиле, вполне естественном для лубка, для народного кукольного театра. Но рассчитана пьеса явно на интеллигентного зрителя или читателя, который и не должен принимать всерьез всё, что творится на сцене. Слушатель-зритель все время ощущает скрытый юмористический, иногда и иронический подтекст происходящего. Причем это порою черный юмор, заставляющий вспомнить обэриутов. В архиве К. К. Гершельмана сохранились также сценки для кукольного театра, рассчитанные именно на зрителя детского возраста и, вероятно, представляющие собой переделки или переложения немецких произведений этого рода, но любопытно, что они также написаны раешником.

Сюда же следует, по-видимому, отнести еще одно произведение К. К. Гершельмана, созданное совсем в другом стиле; его лишь условно можно считать образцом драматургии. Это «сказка в 13 поэзо-рисунках “О вежливости и благовоспитанности”», предназначенная в первую очередь для взрослых или школьников старшего возраста. Она переносит читателя в стилизованный мир французского рококо с всё тем же ироническим подтекстом. Сказка, прежде всего, примечательна рисунками самого автора, превосходно иллюстрирующими описываемое и усиливающими скрытую иронию, вызывающими веселую усмешку читателя.

Особняком в небольшом драматургическом наследии К. К. Гершельмана стоит его сценка-миниатюра «Божественная комедия», в которой как бы предугаданы многие события середины и второй половины XX в. Речь в ней идет об узаконенном убийстве людей, которые по мнению власть имущих все равно обречены на смерть. Самое страшное для автора — полная пассивность самих жертв, их готовность безропотно идти на смерть, полное подчинение существующему антигуманному порядку.

***

Интерес к литературной критике и к историко-литературной эссеистике К. К. Гершельман проявил весьма рано. В шестом сборнике «Нови» в 1934 г. появилась его статья «О современной поэзии», которой Гершельман включился в развернувшуюся на страницах эмигрантской печати дискуссию о кризисе зарубежной русской поэзии и о возможных путях ее развития [62] См.: Вейдле В. Чистая поэзия // Современные записки. 1933. Т. 53. С. 310–323; Вейдле В. Сумерки стиха// Встречи (Париж). 1934. Март. С. 105–107; Адамович Г. Стихи // Последние новости. 1934. 8 февр. № 4705; Ходасевич Г. Кризис поэзии // Возрождение. 1934. 12 апр. № 3235; Смоленский В. О кризисе в поэзии II Меч. 1934. 20 мая. № 1–2. С. 8–9; Терапиано Ю. Рыцарь бедный (Еще о кризисе в поэзии) // Меч. 1934. 24 июня. № 8. С 9-10, и др. . В статье обращает на себя внимание то, что автор рассматривает кризисное состояние современной русской поэзии на широком историко-литературном. Корни его он видит в тех процессах, которые имели место в русской да и — шире — в европейской поэзии конца XIX — начала XX в.: в увлечении формальной стороной стиха, в утверждении принципа «искусства для искусства». По убеждению К.К. Гершельмана, перспективы развития поэзии в этом направлении исчерпаны. Центр тяжести должен быть перенесен на содержание — философско-религиозное осмысление жизни, что уже заметно в творчестве М. Цветаевой, в поэзии «Чисел», которую Гершельман ставит очень высоко, особенно подчеркивая в ней «своеобразный “аскетизм формы”». Гершельман призывает к «повышению смысловой выразительности стиха» [63] Гершельман К. О современной поэзии // Новь. Сб. 6. 1934. С. 54. , он ратует за обращение поэтов к серьезным экзистенциальным проблемам бытия человеческого, в частности, к проблеме смерти.