Абдусалам Гусейнов - Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней

В отличие от запретов и негативных поступков, которые могут быть материализацией автономии морали, позитивные цели и действия индивида не зависят исключительно от его доброй воли и не могут быть вменены ему в вину с такой же как и в случае негативных поступков, степенью категоричности: они определяются предметным содержанием (материей) поступка и непредсказуемы в своих последствиях. Человеческая деятельность в своей содержательной наполненности разворачивается в границах, негативно очерчиваемых моралью, но помимо её непосредственного решающего воздействия. Роль моральных аргументов (мотивов, оценок, решений и т. д.) в ней является вторичной, ситуативной и амбивалентной: вторичной, ибо решающее значение имеют внеморальные соображения; ситуативной, ибо они историчны, относительны, замкнуты на определенные ситуации; амбивалентной, ибо могут не только прояснять смысл деятельности, но и затемнять, искажать её. К примеру, традиционно на предельную моральную высоту поднимался патриотический настрой и способ поведения, выражающийся, в частности, в готовности пожертвовать собой, защищая отечество, как это сделали Иван Сусанин, Александр Матросов и другие герои русской истории. Другим выражением моральной санкции патриотизма является убеждение, что границы Родины священны. Сознание патриотизма вместе с тем имеет вполне земные источники; его можно рассматривать как форму социально-группового эгоизма. Тот факт, что люди защищают отечество, государственное пространство своей жизни также естественно, как и поведение животных, защищающих свою территорию. Патриотизм, также связан с определенной, правда, очень длительной исторической ситуацией, которую можно определить как время существования изолированных отечеств. С переходом же к надгосударственным (сверхгосударственным) формам общества, как это происходит, в частности, в рамках европейской интеграции, чувство патриотизма и связанных с этим представление о святости рубежей Родины теряет такую мотивирующую силу, которая обладала бы нравственным достоинством. Наконец, если говорить об амбивалентности патриотизма, то достаточно сослаться на случаи, когда к нему как высшей нравственной санкции своих действий апеллируют силы с прямо противоположными и взаимно враждебными целями, как это делали, например, царизм и большевики во время первой мировой войны, когда первый призывал воевать до победного конца, а вторые — повернуть штыки против своего правительства. Элементарная логика обязывает заключить, что в таких случаях, если не обе стороны, то, по крайней мере, одна из них злоупотребляют нравственно-патриотической мотивацией. Впрочем, современная история полна примерами такого рода злоупотреблений.

Таким образом, не существует универсальных моральных рецептов, позволяющих классифицировать различные формы целесообразной деятельности по нравственному критерию, а также выделять какие-то из них в качестве имеющих по преимуществу нравственный смысл. Человеческая деятельность структурируется по другим основаниям, предельно обобщающей формулой и субъективным основанием которых является благо (счастье) её субъекта. Моральные аргументы являются дополнительной санкцией, призванной подчеркнуть и усилить роль тех или иных моментов в рамках жизненной программы субъекта, который апеллирует к этим аргументам. Насколько универсальна и безусловна мораль в своих запретах, настолько же она контекстуальна и субъективна в позитивных проявлениях.

Моральные решения не имеют иных оснований, кроме решимости самого действующего индивида. Вопрос «почему?» применительно к моральному выбору является некорректным, ибо он нацелен на поиск причин, находящихся за пределами этого выбора и внешних по отношению к воле индивида, в то время как специфический признак морального выбора, в силу которого он, собственно, и считается моральным, в том и состоит, что он уходит своими корнями в добрую волю того, кто совершает выбор.

Мораль подключается к деятельности в зазоре между целями и средствами — в той мере, в какой средства недостаточны для осуществления цели, а сами воплощающие цель действия не просчитываемы в своих результатах, т. е. в той мере, в какой деятельность является прыжком в неизвестность и требует от субъекта решимости, риска, самоотвержения. Мораль в своей позитивной части имеет поэтому сугубо опытный характер и существует в форме конкретных случаев, наиболее удачные из которых получают достоинство образцов. Безосновность моральных решений и сопряженная с этим принципиальная их рискованность обнаруживается и в случае выбора отдельных поступков, однако, наиболее полно она раскрывается при выборе линии жизни, её сознательно культивируемого смысла. Поступков много и отдельные из них можно выправить, жизнь же у каждого человека одна, её можно уподобить спектаклю, который ставится без репетиций. В ней, в отличие от театрального спектакля, люди бросаются под поезд и гибнут на дуэлях без возможности снова встать и, поправив сбившиеся волосы, поклониться публике (кстати заметить, именно трагическая необратимость жизненного процесса нашла превращенное выражение в идее абсолютного предопределения и, когда говорится, что всему, что произошло, было заранее предопределено произойти тогда и в такой форме, в какой произошло, то это просто-напросто означает, что ничто из того, что произошло, уже нельзя вернуть назад). Поэтому, когда речь идет о выборе линии, направлении жизни, о смысле, который придает ей сам живой индивид, вопрос о воплощающих их идеальных образах и образцах имеет решающее значение: они оказываются единственными ориентирами в этом бескрайнем бушующем океане.

Стоик Посидоний видел доказательство существования добродетели в том, что были такие успешно практиковавшие добродетель личности, как Сократ, Диоген, Антисфен и их последователи [6] См. Диоген Лаэртский. О жизни, учении и изречениях знаменитых философов. VII, 91. М., 1986. С. 274. . Очень точная мысль. Нет других форм объективации нравственности, кроме нравственных индивидов, точно так же, как и других алгоритмов конкретных нравственных решений, кроме их опыта. Нельзя (некорректно) утверждать, что жизнь Сократа, Диогена, Антисфена соответствует моральным критериям, как если бы мы заранее, до них и независимо от них знали бы, в чем эти критерии заключаются. В действительности они («они» в данном случае являют конкретные примеры моральных индивидов и мы, разумеется, могли бы назвать и много других имён) создают эти критерии. Они впервые творят мир морали. Словом, морали нет вне моральных индивидов.

Не физические и умственные качества, не сила и знания стоят за точностью моральных решений, а та трудно дефинируемая способность, которая именуется жизненной мудростью. Поэтому вполне естественно, что люди, являющие высокие образцы такой мудрости и опытом своей жизни, расширяющие нравственные возможности человека, и поднимающие на новый уровень саму нравственную реальность, становятся исключительно важными моральными ориентирами. Морали, как это уже подчеркивалось и вытекает из анализа её своеобразия, нельзя научить как научают, например, складывать и вычитать числа, или играть в теннис. Поэтому не существует учителей морали на манер учителей математики или спортивных тренеров. Мораль не является специализированной формой деятельности. Несмотря на то (а, может быть, как раз благодаря тому), что нет учителей морали в профессиональном значении данного слова, каждый человек своим поведением являет пример (положительный или отрицательный) нравственного поведения и в этом смысле выступает в роли учителя по отношению к своим ближним, сам в свою очередь, оказываясь (часто невольным) их учеником.