Шамфор - Максимы и мысли (Характеры и анекдоты)

Франция-это страна, где порою полезно выставлять напоказ свои пороки, но всегда опасно выказывать добродетели.

Париж-удивительный город: здесь нужно тридцать су, чтобы поообедать, четыре франка, чтобы совершить прогулку, сто луидоров, чтобы, имея все необходимое, позволить себе излишества, и четыреста луидоров, чтобы, позволяя себе излишества, иметь все необходимое.

Париж - это город наслаждений, удовольствий и т. д., где четыре пятых населения чахнет от невзгод.

К такому городу, как Париж, вполне подходит определение, которое святая Тороса дает аду: оМесто, где дурно пахнет и никто никого не любитп.

Можно лишь удивляться, что у столь живого и веселого народа, как наш, существует такое множество правил поведения, предписанных этикетом. Не менее поразителен и дух чопорного педантизма, который царит в наших корпорациях и учреждениях. Так и кажется, что, насаждая его, законодатели хотели создать противовес исконному легкомыслию французов.

Доподлинно известно, что когда г-н де Гибер был назначен комендантом Дома инвалидов, там под видом ветеранов содержалось шестьсот человек, из которых никто никогда не был ранен и почти никто не участвовал ни в одной битве или осаде; зато все они в прошлом состояли кучерами или лакеями при вельможах и сановниках. Какой пример и какой предмет для размышлений!

Во Франции не трогают поджигателей, но преследуют тех, кто, завидев пожар, бьет в набат.

Почти все обитательницы Версаля, равно как и Парижа, если, конечно, они занимают сколько-нибудь видное положение в обществе,-это всего-навсего знатные буржуазки, своего рода г-жи Накар, представленные или не представленные ко двору.

Во Франции нет больше общества, французы больше не нация по той простой причине, что корпия-уже не белье.

Как общество рассуждает, так им и управляют. Его право-говорить глупости, право министров - делать их.

Когда какая-нибудь глупость правительства получает огласку, я вспоминаю, что в Париже находится, вероятно, известное число иностранцев, и огорчаюсь: я ведь все-таки люблю свое отечество.

Англичане-единственный народ, сумевший ограничить всевластие одного человека, чье изображение умещается на самой маленькой монете.

Почему, даже томясь под игом самого гнусного деспотизма, люди всетаки обзаводятся потомством? Да потому, что у природы свои законы, более мягкие и в то же время более непререкаемые, чем все эдикты тиранов: дитя улыбается матери, кто бы ни правил страной - Тит или Домициан.

Один философ говаривал: оНе понимаю, как француз, хоть раз побыпавшнй в приемной короля и в прихожей его версальской опочивальни, может называть кого бы то ни было высокой особойп.

А А А

Придворные льстецы утверждают, что охота-подобие войны;'*" они правы, ибо крестьяне, чей урожай она губит, несомненно, находят немалое сходство между ними.

I? А А

К несчастью для человечества и, видимо, к счастью для тиранов обездоленные бедняки лишены инстинкта или, если хотите, гордости, при'.'ущей слонам: те не размножаются в неволе.

Наблюдая за обществом и вечной борьбой между богачом и бедняком, аристократом и простолюдином, человеком влиятельным и человеком безвестным, нельзя не сделать двух выводов. Во-первых, к поступкам и словам этих противников прилагаются разные мерки, их взвешивают на разных весах: одни весы показывают только фунты, другие-десятки и '.отни фунтов, причем такое несоответствие принимается за нечто незыблемое, и это уже само по себе ужасно. Подобная оценка людей, освященная лаконом и обычаем, есть одна из самых страшных язв общества; ее одной довально, чтобы объяснить все его пороки. Во-вторых, описанное выше неравенство влечет за собой новую несправедливость, а именно то, что фунт для бедняка, простолюдина превращается в четверть фунта, в то нремя как для богача, аристократа десять фунтов считаются за сто, сто аа тысячу и т. д. Это естественное и неизбежное следствие их положения и обществе: бедняку завидует и мешает все несметное множество тех, кто равен ему; богача, аристократа поддерживает и поощряет кучка лю.чей ему подобных, которые становятся его сообщниками, чтобы разделить *· ним выгоды его положения и добиться таких же выгод для себя.

lfc А А

Вот бесспорная истина: во Франции семь миллионов человек живут милостыней, а двенадцать - не в состоянии ее подать.

А А А

Дворянство, утверждают дворяне, это посредник между монархом и народом. Да, в той же мере, в какой гончая-посредница между охотником и зайцами.

Что такое кардинал? Это священник в красной мантии, которому король платит сто тысяч экю за то, что он издевается над ним от имени папы.

А Д 4

Большинство общественных учреждений устроено так, словно цель их - воспитывать людей, заурядно думающих и заурядно чувствующих: таким людям легче и управлять другими, и подчиняться другим.

А А А

Гражданин Виргинии, обладатель пятидесяти акров плодородной земли, платит сорок два су в наших деньгах за право мирно жить под эгидой гуманных и справедливых законов, находиться под защитой правительства, не опасаться за свое достоинство и свою собственность, пользоваться свободой личности и совести, голосовать на выборах, быть избранным в конгресс и, следовательно, стать законодателем и т. д. Французский крестьянин из Лимузена. или Сверни изнывает под бременем податей, двадцатин, всяческих повинностей, и все для того, чтобы, пока он жив, любой помощник интенданта '*' мог оскорбить его, безвинно посадить в тюрьму и т. д., а когда умрет-его обездоленной семье достались в наследство нищета и унижения.

А А д

Северная Америка-это часть вселенной, где лучше всего знают, что такое права человека. Жители ее -достойные потомки республиканцев, которые покинули родину, чтобы не подчиняться тиранам. В этой стране воспитались люди, способные победоносно противостоять даже англичанам и даже в такие времена, когда те вновь обрели свободу и создали наилучший в мире образ правления. Американская революция пойдет на пользу и Англии: она вынудит последнюю заново пересмотреть свое государственное устройство и пресечь все еще существующие злоупотребления. Но это не все: англичане, изгнанные с североамериканского материка, захватят испанские и французские владения на островах '''" и насадят там свой образ правления, зиждущийся на естественном свободолюбии человека и укрепляющий в нем это чувство. Тогда на испанских и французских островах, а в особенности на латиноамериканском континенте, ставшем ныне английским, возникнут новые государственные устройства, краеугольным камнем которых станет свобода. Таким образом, англичане присвоят себе безраздельную славу основателей почти всех свободных государств на земле-единственных государств, которые, строго говоря, достойны человека, ибо только в них соблюдены и ограждены его права.