Моисей Рубинштейн - О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1

Так и должно мыслиться нами изначальное положение, как и в частности – массовая жизнь людей, от которой отправляется вся жизнь и на которой она строится, как на своем фундаменте. Мы таким образом нашли принцип развития первоначального свойства: порываясь все больше и больше к повышению и углублению бытия, мировое развитие стремится к все более совершенным образованиям и формам, так как в них дана все та же жизнь и бытие, но только в повышенной и углубленной форме. В этом смысле и можно расположить мировое течение в все шире и глубже развертывающуюся ленту обретения реальности, своеобразного ухода от неустойчивой текучести в пространстве и времени, но только до того поворотного этапа, каким является человеческая личность с ее принципом – до того момента, когда открывается действительная возможность обретения свободы и смысла. Поскольку речь идет об этом первоначальном, естественном состоянии и течении, мы должны признать безусловно правильной точку зрения экономического материализма, как и материализма вообще; ошибка их в переоценке себя, в мысли, что они исчерпывают все содержание и формы мирового развития, а не являются только точкой зрения, наиболее пригодной для определения исходного положения, да и то с ограничением, о котором мы упомянем дальше.

Таким образом стремление к бытию, задача расширения и углубления реальности – вот то, чем полон этот мир. Если мы учтем при этом то, что у него отсутствуют в этой стадии какие-либо идеи или стимулы разумного или ценного порядка, а также и то, что все течение определяется собственно не целями, а как бы изначальным толчком, то мы с полным правом характеризуем это его исходное состояние как механистическо-материалистическое, но это требует дальнейшего пояснения и учета следствий, вытекающих из этого положения, к которым мы теперь и обратимся.

В одной из предыдущих глав, где речь шла о понятии действительности, мы пришли к утверждению, что понятие бытия может иметь один смысл – это быть действенным. Материальность и механистичность заключаются только в минимуме этой действенности, в бесконечно малой действенности, в неспособности начать действие от себя и использовать мощь, часто огромную, заложенную в них как возможность. Эта беспомощность, отсутствие даже малой дозы свободы приводит к тому, что естественное состояние, изначальное положение является стадией почти полной разрозненности, разрозненной оформленности и оторванности друг от друга. Это и есть то, что подало повод мировой религиозной и философской мысли говорить о мировом хаосе. В этом положении вещи могут находиться в непосредственной пространственно-временной близости и тем не менее быть бессильными произвести что-либо или отразить в себе в какой-либо форме эту близость или во всяком случае предпринять что-либо от себя для сближения или удаления. В этой стадии может быть предположена только принципиальная возможность действенности или минимум ее – это то, что мы вправе назвать возможностью духовного принципа. Здесь перед нами стадия полной связанности целым и в то же время полная обособленность в отдельности, поскольку целое не восстановляет эту связанность. Отсюда и вытекает творческое бесплодие и бессилие того, что мы называем подчиненным материально-механистическому принципу. Таким образом в стадии неорганичности мир бьется в случайных, вне целей совершающихся перемещениях и изменениях, поскольку речь идет о его частях (вопроса о целом мы пока не будем предрешать). В ней силы и вещи сталкиваются, усиливаются, уменьшаются, распыляются и конденсируются и т. д. и инертно сохраняют то состояние или положение, в какое их поставил один из бесконечных случаев, пока новый толчок внутри мирового свершения не обусловит новой перемены, нового перемещения. Строго говоря, из этого ясно следует, что сам мир в этом положении – в противоположность традиционному представлению – не только не повторяется сам по себе, но он неспособен создать это повторение; наоборот, можно сказать, что в нем все единично и однократно – механистическое свершение не повторяет, а только удерживает, сохраняет первоначальное состояние. Если бы в мире существовала только эта стадия, то мы видели бы только одни обособленные, совершенно оторванные друг от друга элементы, но не было бы целого. Все это только материал, только естественная возможность, только материя, что и дает право тем, кто сосредоточивается на этой стадии как на окончательной и типической говорить о мире с материалистической точки зрения. Такова безусловная правда материализма. Эта мысль находит свое правдивое логическое завершение в утверждении, что это есть стадия совершенного, почти неограниченного плюрализма, чистой множественности. Эта черта находит свое характерное подтверждение в допущении бесконечной множественности атомов, ионов, электронов и т. д., на которую опирается старый и новый материализм.

Но там, где материализм усматривает завершающие горизонты, на самом деле дана крайне неустойчивая позиция, требующая по самой своей сути дальнейшего раскрытия. Множественность и обособленность оказываются уже потому не абсолютными, что они объединены в одном пространственно-временном мире, что гарантирует самую возможность встреч, взаимодействия, перемещения и т. д. Но в этом же положении мира можно отметить еще и иную возможность в направлении на установление единства: это то, что уже на этой стадии слышится какая-то, если можно так выразиться, космическая сродненность отдельных частей, явлений мира, выражающаяся между прочим и в том, что химия называет сродством элементов. Уже тут происходят отдельные сочетания и взаимодействия, в которых получается неразрывное единство. Та же черта появляется во взаимном притяжении, электричестве и магнетизме [1001].

Таким образом мысль наша естественным логическим путем переходит к идее противоположного порядка, к идее полной слитности, органического единства.

Как мы видели, материалистическо-механистический взгляд может быть принят только как известная условность, которую современное естествознание все более и более перередактирует в энергетическую теорию, утверждая возможность сил без носителей. Таким образом мы здесь снова встречаемся с ранее высказанной нами мыслью о том, что нет ничего бездейственного в абсолютном смысле этого слова: что бездейственно, того нет; есть только то, что действует, и в меру того, как оно действует. Там, где мы вправе говорить о механизме и материи, речь идет о действии только возможном, инертно передающемся, неспособном переменить самого себя и своего воздействия на окружающее от самого себя, о действии связанном, несвободном, в сущности лишенном способности творческой причинности, хотя это отрицание, как мы это повторяли неоднократно, не обозначает полного отклонения творческой основы в мире, а только то, что на этой стадии существует только одна возможность, потенция, которая и вскрывается дальше, но уже в новом слое действительности.