Вернер Зомбарт - Избранные работы

4. Но, подобно тому, как не может расшириться крупнокапиталистическое предпринимательство без увеличения числа рабочих, так точно не может повыситься деятельность общественных учреждений без того, чтобы не получила прироста армия чиновников. Здесь имеется еще один момент, который создает тенденцию к уравниванию потребностей. Бюрократы, точно так же, как и рабочие, находящиеся в распоряжении государства или города, представляют собой слой населения, внутренняя и внешняя жизнь которого, прежде всего, подвергается уравниванию. Это наблюдается как по отношению к служебным, так и к частным потребностям их; однообразие одежды является для такого уравнивания особенно характерным. Но, вообще, не может быть сомнения, что сто канцеляристов, или сто почтовых чиновников, или сто железнодорожных кондукторов – имеют более однообразные частные потребности, чем сто сапожников, портных или даже крестьян. Подведение их мозга под один шаблон идет гораздо дальше, благодаря совершенно одинаковой среде, в которой они занимаются своей деятельностью; отсюда происходит уравнивание их вкуса и оценки. Но и доходы их, вследствие положенного по штату жалования, сравнены друг с другом гораздо больше, чем это когда-либо могло бы быть с доходами лиц, не состоящих на службе.

В случаях, рассмотренных до сих пор, объединение спроса вызывается появлением новых своеобразных кругов потребителей.

5. То, что можно назвать обобществлением потребления наблюдается в одинаковой степени по отношению ко всем слоям потребителей по крайней мере в больших городах. Здесь нужно понимать те случаи, когда потребность, удовлетворявшаяся прежде всего индивидуальным или семейным образом, теперь удовлетворяется сообща большим числом лиц. Это движение в направлении социализирования (или как бы это ни назвать) нашего существования совершается, как известно каждому, в самых различных направлениях: в одном месте это является результатом поселения в больших городах, в виде возникновения наемных казарм, увеселительных заведений; в другом – как специальный результат прогресса в технике – в виде общественного водоснабжения, газо– и электропроводов. Но особенно часто наблюдается оно как явление, сопутствующее процессу сокращения прежнего частного домашнего хозяйства. Сокращение это является необходимым следствием развития больших городов – потому ли, что вообще основывается меньше домашних хозяйств (прирост холостяков, любовные связи или даже супружества – без основания так называемого домашнего очага), или, быть может, потому, что домашние хозяйства все больше стремятся и все больше получают возможность освободиться от тяжести переработки материалов, починки и т. п.

Центр тяжести приготовления пищи переносится из кухонь и комнат отдельных хозяйств в рестораны и кофейни [112]; а то, что еще приготовляется дома, доставляется в домашнее хозяйство почти в готовом виде.

Все это, очевидно, действует в одинаковом направлении на формирование потребностей, делая их более однообразными. Потому что, по-моему, как бы разнообразна ни была карта блюд какого-нибудь ресторана, или товарищеской кухни, по сравнению с меню отдельного хозяйства, все же эта карта, наверное, не так пестра и разнообразна, как была бы карта всех меню тех семейств, члены которых вечером ужинают в ресторане. Но если бы это было бы иначе, то все-таки массовая потребность в отдельных составных частях пищи (в хлебе, мясе, картофеле, дичи, овощах и т. д.) делает возможным сбыть гораздо более значительное количество одного и того же товара.

Но, быть может, больше всех известное явление – нивелирование вкуса, которое обыкновенно возникает в современных государствах, вследствие расширения жизни больших городов и роста торговли их. Прежде всякая местность имела особый вкус, и всякий местный обыватель гордился обычаями своих отцов; горожанин одевался иначе, чем крестьянин; последний – иначе, чем дворянин. Современное капиталистическое развитие уничтожает всякие сословные и местные особенности и ведет к нивелированию всех вкусов. Теперь из крупных центров социальной жизни, из городов регулируется, соответственно вкусу этих городов одежда, домашняя утварь и всякий другой спрос товаров для всей страны. Несомненно, что здесь опять играли роль интересы крупных производителей. Но в общем итоге, это нивелирование вкусов является все же следствием общего экономического развития [113].

Важно, однако, заметить, как жизнь больших городов видоизменяет потребности в самой их сущности. Я называю этот процесс утончением потребностей, или, если угодно, – потребления. Требования относительно предметов потребления становятся другими; по мере того, как преобразуется цель потребления, изменяется также и оценка полезности и красоты. Каждый связывает совершенно определенное представление с выражениями «деревенский» и «городской», или «утонченный» вкус. Чтобы коротко выразить это различие, можно, пожалуй, сказать, что уменьшается склонность к плотному, крепкому, прочному; вместо нее является стремление к приятному, легкому, грациозному – к шику. Крестьянская девушка, в тяжелой складчатой юбке, в грубых башмаках из воловьей кожи, в пестрых толстых шерстяных чулках, в холщевой рубахе с жестким передником и с неуклюжим головным убором, быть может, даже с металлическими бляхами на туго заплетенных косах, – как это можно видеть в Голландии, является полной противоположностью модистке большого города, одетой в светлую батистовую блузу с желтым кожаным поясом, в пеструю батистовую сорочку, ажурные чулки и легкие туфли, с матросской шапочкой на голове и свободно скрученной прической. Эти две фигуры поразительно ярко выражают крайности двух видов потребностей и вкусов. История обуви представляет поучительный пример того, как на изменение вкуса прежде всего подействовало изменение потребностей. Население, живущее в деревне или в плохо вымощенных маленьких городах, нуждается прежде всего в прочной, непромокаемой обуви. Сапоги с голенищами старого образца, еще теперь встречающиеся и в больших городах у старых профессоров и советников правлений, обязаны своим происхождением тому времени и тому устройству улиц, когда приходилось иногда втыкать брюки в голенища, чтобы уберечь себя от грязи и сырости. Когда еще часто приходилось ездить верхом, то высокие ботфорты были для мужчин самой подходящей обувью. Теперь подобные тяжеловесные одеяния, вместе с шубами, вывернутыми мехом наружу и наушниками ретировались, в немногие негостеприимные области восточной Эльбы. Всегда чистый, хорошо вымощенный город, выложенные плитами тротуары, путешествие в комфортабельных вагонах, ношение резиновых галош и т. п. все это ограничило потребность в прочной и непромокаемой обуви: вместо этой потребности явилось стремление к легкому, элегантному, хотя бы и не очень солидному башмачному товару. Старый сапог с голенищем «трубой» вымирает; с точки зрения гигиены, шика, удобства являются более целесообразной обувью легкие сапоги на пуговицах, шнурках, резинках и область их распространения все увеличивается. Точно так же и совершенно легкий бальный лакированный башмак из шевро или атласа, благодаря охраняющему покрову, «ботиков», завоевывает себе все более широкий круг потребителей – тот самый башмак, который когда-то могли рисковать надеть только дамы в портшезах или господа в собственном экипаже.