Борис Капустин - Критика политической философии: Избранные эссе

См., к примеру, точные формулировки этого принципа у И. Шапиро и К. Янг, хотя, вновь подчеркну, они в этом пункте выражают лишь общую установку «транзитологической» литературы – Jung, С. and I. Shapiro, «South Africa's Negotiated Transition: Democracy, Opposition, and the New Constitutional Order», in I. Shapiro, Democracy's Place. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1996, p. 187.

Особую проблему, в которую мы не можем сейчас углубляться, представляет композиция элит, как власти, так и оппозиции, характер отношений внутри их и представленность или непредставленность различных образующих их элементов на форумах типа «круглых столов». В качестве общего правила можно зафиксировать то, что чем шире представлены на таких форумах различные силы, образующие власть и оппозицию, и чем равноправнее их участие в них, тем ниже шансы на достижение «компромисса», ведущего к «смене режима». Ярким примером тому может служить провал первого южноафриканского «круглого стола», известного как CODESA (функционировал в 1991–1992 годах). Он отличался полным представительством всех политических сил ЮАР (за исключением ультраконсервативной группировки африканеров и ультрареволюционного Панафриканского конгресса) и стремлением учесть позиции каждой из них. Провал CODESA привел к «классическому элитистскому пакту» между двумя наиболее мощными политическими игроками при отстранении всех остальных. См. Jung, С. and I. Shapiro, Op cit., p. 213. Манипулирование более слабыми партнерами со стороны более сильных, в станах как оппозиции, так и власти, на «круглых столах» в Восточной Европе обильно документировано в исторических источниках. Беря примеры из классического польского «круглого стола» 1989 года, укажем на давление со стороны «реформистской» верхушки партии (ПОРП) на руководство официальных профсоюзов (OPZZ) или на ход и исход трений между «политиками» и «профсоюзниками» в лагере «Солидарности». См. Osiatynski, W., «The Roundtable Talks in Poland», in The Roundtable Talks and the Breakdown of Communism, ed. J. Elster. Chicago: University of Chicago Press, 1996, pp. 34, 38,47, 53–55.

Holmes, S., «Gag Rules or the Politics of Omission», in Constitutionalism and Democracy, ed. J. Elster and R. Slagstad. Cambridge: Cambridge University Press, 1988, p. 30.

Lijphart, A., Democracy in Plural Societies: A Comparative Exploration. New Haven, CT: Yale University Press, 1977, p. 169 (курсив мой. – Б. К.).

Этим понятием обозначают метод конкурентной борьбы политиков за власть в соответствии с избирательными процедурами, содержательно выражающийся в том, что, как писал сам Шумпетер, демократия становится правлением политиков, а не народа (см. Schumpeter, J., Capitalism, Socialism and Democracy. NY: HarperPerennial, 1976, pp. 284–285). Сама идея политического представительства как артикуляции и рациональной рефлексии «воли народа» – в отличие от лоббирования интересов «влиятельных групп» – в этих условиях теряет смысл (см. Schumpeter, J., Op. cit., p. 248, а также с. 250–256). Более подробно я разбирал понятие «шумпетерианской» демократии в другом месте. См. Капустин Б. Г. Грядущие выборы и правила шумпетерианскои демократии. В кн. Капустин Б. Г. Идеология и политика в посткоммунистической России. М.: УРСС, 2000.

Политическая логика и исторические обстоятельства отказа оппозиционных элит от идей самоуправленческой демократии, выражавших собственное понимание рабочим движением своих политических задач (скажем, в Польше периода 1979–1981 годов), отказа, произошедшего еще до «круглостольного» диалога с коммунистической властью, обстоятельно описаны Давидом Остом. См. Ost, D., The Defeat of Solidarity: Anger and Politics in Postcommunist Europe. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2005, глава 2.

Osiatynski, W., Op. cit., p. 27.

Там же, с. 29.

Так, Ганди прямо писал о том, что «изгнание англичан не должно быть непременно нашей целью» (Gandhi, M., Hind Swaraj… p. 73). Равным образом, Гавел подчеркивал, что целью является «не борьба против лиц, связанных со старым режимом или его представителями. В первую очередь, на повестке дня стоит борьба с привычками рядовых граждан» («The Strange Epoch of Post-Communism», in Michnik, A., Letters from Freedom, ed. G. Gross. Berkeley, CA: University of California Press, 1998, p. 225). Эта формулировка связана с центральной программной идеей сопротивления коммунизму во имя восстановления аутентичного существования («жизни по правде») для «всех», т. к. «все» были порабощены ложью коммунистического строя (см. Havel, V., Power of the Powerless, pp. 29, 37 ff).

См. O'Donnell, G. and P. Schmitter, Transitions from Authoritarian Rule: Tentative Conclusions about Uncertain Democracies. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1986, pp. 41, 69; Linz, J. and A. Stepan, Problems of Democratic Transition and Consolidation: Southern Europe, South America, and Post-Communist Europe. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1996, p. 17; Przeworski, A., «Some Problems in the Study of Transition to Democracy», in Transitions from Authoritarian Rule: Comparative Perspectives, ed. G. O'Donnell, et al. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1986, p. 63 и т. д.

См. Przeworski, A., «Democracy as a Contingent Outcome of Conflicts», in Constitutionalism and Democracy, pp. 74, 80.

См. Smolar, A., «From Opposition to Atomization», in Journal of Democracy, 1996, vol. 7, no. 1, p. 37. Приведенное рассуждение Смоляра завершается историко-оптимистическим утешением низших классов, весьма напоминающим коммунистические посулы «светлого будущего» грядущим поколениям трудящихся, в том духе, что, в конце концов, и они выиграют от «присоединения к современному миру». Сокрытие того, что жертвы «современного мира» столь же необходимым образом принадлежат ему, как и его хозяева, узурпирующие право считаться «современными» для упрочения своего идеологического господства, само по себе работает на консолидацию существующих структур господства.

См. Kirchheimer, О., «Changes in the Structure of Political Compromise», in The Essential Frankfurt School Reader, ed. A. Arato and E. Gebhardt. NY: Continuum, 1987, p. 66.

Мансур Олсон дает весьма убедительное теоретическое описание этой де-факто приватизации «социалистической» госсобственности в соответствии со своей теорией «коллективного действия». См. Olson, M., Power and Prosperity: Outgrowing Communist and Capitalist Dictatorships. NY: Basic Books, 2000, особенно с. 123 и далее.

С помощью этой формулы Давид Ловелл и объясняет «мирный коллапс коммунизма». См. Lovell, D. W., «Introduction: Making Sense of the Transition from Communism», in The Transition: Evaluating the Postcommunist Experience, ed. D. W. Lovell. Aldershot, UK: Ashgate Publishing, 2002, p. 3.

Наиболее убедительно преемственность роли «неформальных» политико-экономических отношений в советской и постсоветской системах показана Аленой Леденевой. См. Ledeneva, A, «Continuity and Change of Blat Practices in Soviet and Post-Soviet Russia», in Bribery and Blat in Russia: Negotiating Reciprocity from the Middle Ages to the Present, ed. S. Lovell, et al. Houndmills – L.: Macmillan, 2000. Джон Уиллертон показывает роль патронажно-клиентельных отношений в системах советского типа в том числе за пределами России. См. Willerton, J., Patronage and Politics in the USSR. NY: Cambridge University Press, 1992, главы 5 – 7.

Рассуждая о «круглых столах» в Восточной Европе, мы сохраним польский «круглый стол» в качестве нашего основного «case study». Причина тому – не только в том, что он был первым, «поворотным», «модельным» для остальных «круглых столов». Не менее важно для нас – в соответствии с темой данной работы – то, что польский «круглый стол», как никакой другой, имеет схожесть с образом диалога общественности или даже «объединенного фронта общества» (Мария Маркус, см. сноску 46) с властью, образом, канонизированным адептами теорий «ненасильственных революций» 1989–1991 годов. Применимость этого образа ко многим другим «круглым столам», если мы не готовы полностью игнорировать исторические факты, сомнительна изначально. К примеру, в Венгрии оппозиционные силы, участвовавшие в «круглом столе», были скорее всего лишь «клубами интеллектуалов», относительно изолированными от масс и малочисленными. Как пишет венгерский летописец местного «круглостольного» процесса, «на собраниях ЕКА [Ellenzeki Kerekasztal – аморфном объединении, представлявшем опппозицию на переговорах с коммунистами] присутствовало общее ощущение того, что движение являлось всего лишь марионеткой в таинственной игре, в конце которой решения будут приняты другими ее участниками, хотя было не ясно, кто именно выступит в этой роли». Sajo, A., «The Roundtable Talks in Hungary», in The Roundtable Talks and the Breakdown of Communism , p. 77.