Михаил Иржавцев - Данэя

— Но ведь это исключительное чувство мужчины и женщины друг к другу согласно идеалу прошлых веков осуществлялось в браке, то есть в совместной жизни до самой смерти — с соблюдением верности друг другу и рождением детей. Ты увидела нечто подобное? — спросила молчавшая до сих пор самая молодая из присутствовавших — Рита, актриса-аспирантка.

— Да. Именно.

— Это ты и называешь любовью: только это? Но ведь такое было лишь идеалом — не правилом. Браки заключались не только по любви, нарушение верности было повсеместным. Разве не так?

— Но разве люди не созрели для воплощения идеала, превращения его в норму?

— Мне совершенно не понятно, о чем ты грустишь. Ну: мы позабыли слово «любовь», в основе которого, все-таки, лежит физическое влечение мужчины и женщины друг к другу — страсть, дарящая радость. Мы совершенно свободны в отношении ее: сплетай пальцы и будь близким с тем, кто тебе сейчас нравится. Ты всегда имеешь возможность поступать так, не думая ни о чем кроме своего желания. Разве это не прекрасней того, что было когда-то? — Рита победоносно улыбнулась.

— Нет, — тихо ответила Лейли. — Это не дает тех душевных переживаний, какие давала любовь.

— Но кто испытывает потребность в таких переживаниях?

— Есть такие.

— Никто им не мешает сохранять длительную связь друг с другом, хоть всю жизнь. Я таких не знаю: ни одного. Да их и есть — крайне мало.

— Я, все-таки, знаю их.

— И они тебе нравятся больше остальных?

— В их отношениях больше, гораздо, душевного тепла, чем у других — но они не имеют естественного завершения: любовь без детей не полна.

— Этот вывод — твой собственный?

— Нет. Конечно, нет. Его когда-то сделал Лал. Дан и Эя смогли убедиться в его правоте: они рассказали мне, как появились на свет и росли их дети.

— И сумели убедить тебя?

— Сумели. Ведь я видела их всех вместе.

— Лал. Значит, он. На него это похоже.

— Рем, он же был тебе почти ровесником?

— Да. И его выступления я помню хорошо. Лалу слишком многое не нравилось в современной жизни: считал, что немало из существовавшего у людей былых эпох совершенно незаслуженно забыто. Что ж, тогда все гораздо понятней.

— Что тут может быть понятным? — запальчиво вновь вступила Рита. — Современная женщина, сама рожающая детей вместо того, чтобы целиком отдаваться работе; теряющая время на то, что может сделать неполноценная! Совершенно не оправданный анахронизм. Да! По-моему, это нельзя ни понять, ни оправдать.

Лейли почему-то не хотелось спорить. Она встала и ушла.

…Спектакль вечером прошел с обычным успехом, хотя играла хуже, чем в предыдущем. Но публика этого не замечала: выручило ее профессиональное мастерство.

А после спектакля мучительно не хотелось возвращаться домой: панически боялась второй бессонной ночи, того, что мрачные мысли совершенно загрызут ее. К счастью, усталость свалила ее — в тяжелый сон.

В том же спектакле была занята и Рита.

Домой она отправилась не одна — со своим новым знакомым, молодым докторантом-генетиком. Познакомилась с ним на пиру в прошлый четверг, — их пальцы сплелись тогда. Они и сейчас желали друг друга и сразу же поехали к ней.

Он был умел и очень пылок; ласкам его не было конца, и они снова и снова возбуждали ее.

— У тебя тело богини, — говорил он, неотрывно глядя на нее потемневшими от страсти глазами, и пальцы его непрерывно блуждали, касаясь плеч, груди, живота, бедер. Они без удержу отдавались друг другу.

«До чего хорошо! О-о-о! До чего же хорошо!» думала она. «Эта Лейли — она статуя, не женщина. Просто статуя, хоть и прекрасная, красивей всех других, настоящих, женщин. Таких, как я. Что она понимает? Она же не способна на настоящую страсть, может только изображать ее на сцене».

— Послушай, мой желанный, а хотел бы ты быть со мной всю жизнь? — вдруг спросила она его.

— Боюсь, что да! — не задумываясь ответил он.

Она засмеялась:

— Ты не понял: я не имела в виду только заниматься этим. Спросила о другом: хотел бы ты всю жизнь быть близким только со мной и не знать других женщин?

— Зачем? — удивился он.

— Вот именно: зачем?

— Прости: не понимаю.

— Так: продолжение одного сегодняшнего разговора — кстати, довольно любопытного. Рассказать?

— Потом!

— Успе-ешь! Послушай, все-таки. Разговор — о любви.

— О чем?

— Это то, во что когда-то облекли романтики прекрасную, язычески радостную потребность физического слияния мужчины и женщины. Ее, любви, непременными атрибутами были верность, то есть недопустимость физического общения с другими, и еще многое, туманно-возвышенное. И все это, судя по литературе тех времен, в основном оставалось идеалом и, в действительности, было редкостью.

— Ну, бывает и сейчас. Кое-кому почему-то нравится жить вместе и довольствоваться почти исключительно друг другом.

— Ты с такими сталкивался?

— Ни разу. Да и какое нам с тобой дело до них? Разве нам будет хуже, если мы будем близки еще с кем-то?

— Конечно! Но послушай еще. Интересная подробность: любовь должна завершаться образованием семьи и рождением детей. Вот!

— Бред какой-то! И кому теперь это нужно?

— Самой красивой женщине Земли — Лейли.

— Как стремление великой актрисы к необычным душевным переживаниям?

— Если бы! Как следствие воочию виденного примера.

— Какого?

— Такого: Дана с Эей и их детками! Ей разрешили вчера посетить их.

— Она лично знакома с ними?

— Еще бы! Лейли ведь много снималась в фильмах Лала, была его другом. Кстати, именно Лал и вдохновил их на этот подвиг — рождение детей: они сами сказали Лейли.

— Вот это — уже интересно. Ну и…?

— Все. Больше ничего не знаю. Тебе этого мало?

— Пожалуй, предостаточно. Гм, симптом мало приятный.

— Это так серьезно?

— Может быть, — он сел на постели. — Было уже кое-что еще. Среди педагогов, в основном тех, кто имеет дело с детьми раннего возраста, были женщины, выражавшие желание родить ребенка. К счастью, кроме одного случая дело дальше слов не пошло: они знали, что мы к ним тогда потребуем применения бойкота, и при судебном разбирательстве им нечего надеться на поддержку достаточного большинства человечества.

— И все же: один случай был?

— Только попытка. Одна из тех, кто активно выступал против отбраковки.

— Что она попыталась сделать?

— Забеременела. Но ее заставили беременность прервать. Тоже перспективой бойкота. К тому же, она знала, что ребенка у нее заберут, и он сразу будет считаться неполноценным — как рожденный без соблюдения правил воспроизводства.

— Есть прямая связь между ее попыткой и прежним участием в их движении против отбраковки?

— Точно не скажу. Но если так, то это слишком серьезно. Кстати, она тоже была близка с Лалом. Как единомышленница.