Владимир Варава - Адвокат философии

Несмотря ни на что, философии действительно мало, как мало и других достойных вещей: благородства, мужества, отваги, честности, истины, добра и красоты; гораздо больше серости, подлости, лжи, гнусности, уродства. В исключительные и лучшие минуты истина сияет во всем блеске всех своих добродетелей. Это сияние ни с чем несравнимо. Но такое происходит крайне редко, вот почему и философия – крайне редкое явление. Ведь давно известно, что все прекрасное так же редко, как и трудно.

Именно лучшая. При всей неопределимости слова «лучше» всегда понятно, о чем идет речь. Конечно, про многое можно сказать, что оно – лучшее. Но самая лучшая вещь в мире все-таки одна – это философия, ибо здесь имеется какая-то еще неведомая перспектива для существования всего сущего.

«Век поэтов» (и не только поэтов) закончен? Возможно, что и поэзия не вечна, но это становится понятным лишь в философской перспективе. Сама философская перспектива не связана ни с какой культурной ситуацией. Каждая эпоха однажды уходит от философии – и тогда наступает ее закат, упадок, конец. Возвращение к философии есть возрождение – рождение новой культуры, новой жизни. То же самое и с человеком. Сегодня мировая культура находится в состоянии ухода от философии, в забвении того, что есть философия, и того, что философия есть. Поэтому так много всяких философий при отсутствии Философии. И потому, что Философия не «захватила» никого, так много людей, «занимающихся» философией. С самой философией не произошло ничего, что-то произошло с человеком. Она вернет себе универсальность, то есть всеобщность, тогда, когда хотя бы некоторые люди всерьез займутся философским делом. Призывать всех к философии так же нелепо, как и принуждать всех к любви. К философии должны пробудиться некоторые. Тогда философия вновь станет оплодотворять людей светом надежды и смысла. Это уже будет новая эпоха, рожденная новой, то есть вернувшей себе исконную сущность, философией. Философия вернет себе философичность, вернув себе аристократическую сущность, только когда философией вновь по-настоящему займутся единицы, а ее плодами будут пользоваться все.

О чем бы мы ни говорили, куда бы ни вела нас мысль, мы всегда придем к философии. К философии как пристанищу мысли и судьбы, тому берегу, на котором бытие берет свое начало. Мы предельно одиноки, но только философия дает нам по-настоящему понять это. Возможно, что мы не только одиноки, но и счастливы; и опять же только философия обещание счастья делает наиболее полным. Счастье нашего одиночества – вот что дает нам почувствовать философия. Не как наука в рамках культурной традиции, но как предельно возможное осознание своего места, своего положения, своей судьбы. Как еще мы можем понять себя, если будем обращаться к тому, что ниже нас или выше нас, что не наше? В философии мы обнаруживаем предельную близость к чему-то близкому и родному. Ностальгия и есть то, что может нам дать философия, поскольку мы сущностно ничему не принадлежим. Но мы хотим принадлежать, мы чувствуем боль и тоску нашей непринадлежности. И философия приближает нас к этим состояниям. Что такое философия, каковы ее природа, сущность, происхождение, определение и прочее, мы не знаем; более того, все это нам должно быть глубоко безразлично, ибо это все – игры праздного ума. Философию нельзя ни изобрести, ни придумать, ни улучшить, ни ухудшить. Философия всегда есть, и мы посредством нее приближаемся к своим потаенным истокам.