Фриц Штеге - Музыка, магия, мистика

Что мы можем сказать в ответ, натолкнувшись в каком-нибудь современном описании путешествия по Монголии (например: Мэйбл Уолн Смит. В стране быстрых лошадей: Висбаден, 1958, с. 168 и далее) на следующее признание: «О чем, как вы думаете, говорят мои пастухи во время своих долгих бдений? Конечно, о звездах и их поведении. Разогнав волков и обеспечив кобылам спокойный ночлег, они „погружаются“ в жизнь на небе… Более того, даже их лошади стоят с поднятыми головами и слушают музыку Вселенной. То же самое делают псы, чей слух настроен на диапазон более высоких звуков. Я убежден, что мои кобылы слышат пение звезд, когда те совершают свое годовое круговое движение. Хозяин табуна говорит, что лошади слышат эту мелодию звезд и любят ее».

Если и эти утверждения тоже захотелось бы отнести к царству фантазии, то остался бы невыясненным вопрос, как вообще у монгольского племени, живущего в стороне от всякой цивилизации, могла появиться мысль о «звучащих звездах», если бы с доисторических времен она не существовала в душе народа!

Стоит также упомянуть об отношении современных художников к космической музыке. Воззрения Кандинского, изложенные в работе «О духовном в искусстве» (в альманахе «Синий всадник»), где он говорит о «генеральном басе» и о «гармонии живописи», достигают кульминации в утверждении: «Мир звучит, он – это космос духовно действующих существ. Таким образом, мертвая материя есть живой дух».

Но лишь с оговоркой можно принять учение одного из современных русских философов-мистиков Георгия Гурджиева, имеющего многих последователей, прежде всего в Англии, Франции и Америке. То, что основой жизни он считает космическую октаву, еще понятно и совпадает с египетскими и древнегреческими эзотерическими воззрениями. Нисходящую «мировую октаву» с нотой до как исходным пунктом «луча творения» в абсолютном он считает творческой, восходящую – «развивающейся» (очевидно включение человека в связи с космосом). И наоборот, проведенная Гурджиевым параллель между «законом октав» и законом жизни представляется искусственной и неправдоподобной. Он высказывает предположение о неравномерности импульсов колебания, изменяющих направление космической октавы вплоть до ее инверсии, пренебрегая тем самым физическими фактами (октава, где меняется число колебаний, октавой уже не является). Чтобы сохранить первоначальное направление движения, она нуждается в «дополнительной встряске». Кто, несмотря на эту и прочие абсурдные фантазии (к примеру, о музыкальности химических элементов) и вопреки сомнениям Луиса Пауэла [76] принимает «мага» Гурджиева всерьез, тот, пожалуй, не до конца понимает область музыкальных задач. Некоторые его концепции, в которых рассматривается дуализм внутренней и внешней музыки, дают повод для размышлений, как, например, нижеследующий абзац, в котором, как нам кажется, можно узнать – в изображении его ученика П.Д. Успенского [77, с. 437] – представления розенкрейцеров о «силе притяжения» звуков:

«Вся объективная музыка основана на „внутренних октавах“. И она вызывает не только определенные психологические, но и явные физические результаты. Существует такая музыка, которая превращает воду в лед. Существует такая музыка, которая мгновенно убивает человека. Библейская легенда о разрушении при помощи музыки стен Иерихона – это свидетельство как раз об объективной музыке. Простая музыка не сломает стены, а объективная музыка действительно в состоянии это сделать. Она способна не только разрушать, но и строить. В легенде об Орфее содержатся намеки на объективную музыку, ибо Орфей передавал знание посредством музыки. Музыка заклинателей змей на Востоке есть приближение к объективной музыке, хотя и весьма примитивное. Нередко это всего одна нота, которую долго тянут с небольшими подъемами и падениями; но в этой единственной ноте постоянно слышатся „внутренние октавы“, недоступные слуху, но ощущаемые эмоциональным центром. И змея слышит эту музыку, строго говоря, чувствует ее и повинуется ей. Если взять такую же музыку, но более усложненную, то ей будут повиноваться и люди».

В конечной точке наших рассуждений о космосе попробуем перекинуть мостик к современной космологии и попытаемся найти связь с точной астрофизикой, которая в наш атомный век находится в центре внимания. Физик Вальтер Понс в своей отвечающей духу времени и необычайно содержательной книге [71] требует от философии ориентироваться на физику. Тогда, с другой стороны, можно надеяться, что и физика не будет однобоко игнорировать философские стимулы, даже если в области трансцендентности она стремится доказать действительность ирреального как зачатка и строительного материала реального мира, сознательно вступая в противоречие с идеей, которую Николай Гартман отстаивает в работе «Построение реального мира», и его утверждением, что идеальный мир представляет собой только «неполное бытие», в то время как полное бытие свойственно только реальному миру.

Но сегодня «звук звезд» уже улавливается и фиксируется физическими измерительными приборами. Сферы вновь появляются в «экосферах» – этим термином специалист в области космической медицины Губертус Штругхольд «обозначает кольцеобразную зону вокруг центрального небесного тела, в которой в силу температурных причин должны вращаться планеты, чтобы на них могла развиться органическая жизнь, похожая на земную» [71, с. 80]. Понятия сохранились, изменилось лишь их значение. Бесконечность Вселенной ставится под сомнение. Полагают, что она имеет форму возвращающегося в самого себя пространства, поэтому кажущегося бесконечным. Однако противоположность бесконечности – предел, и вспомним о полярности «образующих границы» и «безграничных» факторов Филолая, которые связываются гармонией. Введенное им понятие мирового порядка (посредством гармонии) подтверждается со стороны физики, которая характеризует «космос как осмысленно упорядоченное и поэтому поддающееся описанию единство» [Там же, с. 87]. Жизненному закону следует приписать «космическую силу». Но если жизнь подчиняется «гармоничной» реальности, то уж тем более закон гармонии применим к космосу, но не в том смысле, что космос звучит, а что он готов звучать, как «concentus intellectualis» по Кеплеру.

Тем не менее требование Вальтера Понса, чтобы философия ориентировалась на физику, нередко уже исполнялось. Было бы несправедливо обойти здесь стороной холизм (от греч. holon – целостность) Яна Христиана Смутса, который с физико-биологической позиции прослеживает развитие «индивида до его корней во Вселенной» [117, с. 251]. Из единства с природой проистекает связь наших телесных органов с «миллионами лет их истории; наш дух полон забытым доисторическим опытом человечества. Наш слух в музыке, наше зрение в искусстве относят нас назад к самым ранним истокам животной жизни на этой планете. Достаточно небольшого повода, и вот уже очертания темного, забытого прошлого вновь предстают перед нами…» [117, с. 346 и далее]. Благодаря одухотворению мира «добавляется новый звук музыки Вселенной» [Там же, с. 254]. «Латентная» музыка природы, по мнению Смутса, отнюдь не фантазия: «Ритмичное колебание становится характерным признаком функции живых структур. Колебания, ритмичное течение клеточных функций образуют жизненный закон и попутно (!) становятся основой нового музыкального элемента в жизни; они дают музыке то первоначальное фундаментальное своеобразие, которое ведет нас обратно к первоисточникам жизни на этой земле и на протяжении многих тысяч лет позволяет музыке обращаться к самым примитивным и самым высокоразвитым структурам. Ритм равновесия обнаруживает тесную связь между физическими и жизненными структурами. А его музыка связывает воедино всю жизнь во все времена» [Там же, с. 185]. Едва ли можно точнее выразить словами связь музыки с природой и жизнью.