Фриц Штеге - Музыка, магия, мистика

Но что такое «Media vita»? Я знаю, это старая грегорианская секвенция [72]из монастыря Сент-Галлен. Якобы монах Ноткер напевал ее, наблюдая за возведением опасного моста, что напомнило ему о бренности всего земного. Но какую цель преследует сестра Франциска? Я должен ее послушать…

И вот они появляются снова. Они сидят на скамейке справа рядом с входными воротами. Старшая обвила рукой молодую – теперь я разбираю и ее слова:

«…Аnno domini [73]1236. Здесь был один из моих прадедов. Он принадлежал к духовенству Бремена, которое выступило в поход против язычников штедингейцев. И когда дикие толпы налетели на небольшую группу бойцов за веру, крича и размахивая секирами, вытаскивая луки и обнажая пики, даже опытные рыцари стали терять мужество! Столкновение было таким страшным, что небольшое войско дрогнуло. Неужели язычество возьмет верх над справедливостью? Там был мой прадед, который вдруг запел „Media vita“. И песня перелетала из уст в уста, ее стали подпевать десять, сто, тысяча – и над полем сражения прокатилось мощным хором: „Посреди жизни мы охвачены смертью…“»

«А штедингейцы?»

«Оторопели – оружие выпадает из парализованных рук – они отступают – охваченные ужасом, бросаются наутек! Видишь, Ирина, тут песня проявила свою волшебную силу – каждому приносит она смерть, если поется против него!»

«И ты думаешь…»

«Спой песню против аббатисы – здесь, сейчас – и ты увидишь, как она побледнеет, как ее жизненные силы иссякнут!»

«Я боюсь!»

«Дурочка! Иди сюда, я тебе помогу. Встань прямо перед ее лицом – посмотри ей в глаза – а теперь поем: „Me-di-a vi-ta in…“»

Позади них из земли вырастает тень – силуэт аббатисы – я хочу вскочить – предостеречь Ирину – тщетно – я прикован к земле.

«Я застала вас здесь у крепостной стены за занятием колдовством? Разве Кёльнский церковный собор не запретил двадцать первой статьей наводить проклятие на людей пением „Media vita“? Огонь костра очистит ваши грешные тела!»

Я слышу, как Ирина кричит – вижу, как два палача хватают ее – силком тащат к поленнице – вот уже жадно извивается пламя – я чувствую ее взгляд, полный отчаяния, который сжигает мне сердце…

«Ирина!» Я не нахожу себе места: «Ирина!»

Исчез монастырь – пшеничное поле колышется под дуновением легкого полуденного ветерка. Передо мной на обочине дороги стоит старый крестьянин – трубка в беззубом рту, через плечо коса.

– Монастырь! Где монастырь? Ирина – я должен спасти ее от смерти в огне!

Мужчина держит в руке курительную трубку, энергично ступает ногой на землю.

– Здесь он, глубоко под нами – погруженный в холм. Иногда, в полдень, он поднимается со своими стенами и башнями – некоторые слышали колокола и странную песню – как же там? «Me – media…»

– «Media vita in morte sumus!» Да, так! Ах, помогите мне все же! Мне нужно к монастырю, и я должен раскопать его своими руками!

Покачивая головой, старик еще крепче сжимает косу, поворачивается и уходит со словами:

– Господин, возьмите плуг и пройдитесь им по земле! Это единственный способ попасть вглубь!

Я поднимаю рюкзак, беру трость и спускаюсь в деревню, несколько стыдясь необузданности своей фантазии.

Но у меня в ушах непрерывно звучит хор мертвецов, поющих мрачными голосами, – откуда он раздается: оттуда из холма, из глубин моей души? – «Посреди жизни мы охвачены смертью…» [74]

Бесконечный караван движется по широкой равнине. Серая лента, извивающаяся вдоль степи. В громоздких телегах, запряженных волами, вращаются колеса, скрипящие под грузом домашней утвари, женщин и детей. Люди кричат, собаки лают, коровы и овцы скрываются в облаках пыли, мужчины на резвых лошадях с пиками наперевес скачут верхом впереди повозок. Германское племя, изгнанное могущественными врагами, отправилось на поиски новых земель.

Открывается неожиданный вид – горы вытягивают на горизонте свои гигантские «головы» к небу и беседуют с облаками. Можно ли безнаказанно приблизиться к месту, где обитают боги? Выпавшие рунические символы ничего плохого не предвещают. Но когда кочевники прокладывают себе дорогу между отвесными скалами, их сердца наполняет страх. Странные звуки, которых никто никогда раньше не слышал, доносятся из болтливых водопадов, от ревущих ветров, охотящихся в темных расселинах. А теперь – что это за дух выкрикивает им их собственные слова, которые слетают с их губ? Они повышают голос и кричат во всю силу легких – это уже не фонемы, а звуки, которые можно разделить на интервалы, и что странно, невидимый дух возвращает им те же самые звуки. Колдун племени знает, наверное, тайну эха. Но он объясняет чудо воздействием собственной силы, которая заставляет духа повиноваться ему и повторять все, что он ему кричит. И его сила настолько велика, что он способен ссылать и другие чужие голоса: в трубочку, из которой раздается птичий крик, когда он подносит ее к губам, в трещотку, в которой скрывается гром, когда он ею размахивает. Колдун сам стал духом, который владеет незримым и заставляет это незримое ему служить. Звуковые ряды заклинания – это составные части его ритуала. Лишь одному ему можно их пробуждать, когда он восхваляет богов и умиротворяет их жертвоприношениями.

Примерно так мы можем представить себе возникновение музыки – из магического культа древних религий. Именно жрецы приписывали определенным последовательностям звуков магическую силу – они хранили мелодии, которые не мог заставить звучать никто другой. Этот обычай еще и сегодня встречается у примитивных народов – в индейских племенах есть свои особые «хранители песен».

Как ни странно, «магия» эха, родившаяся из природного звука и способствовавшая возникновению более сложных музыкальных форм, в музыковедении привлекает к себе не так много внимания – в отличие от прошлых столетий, в которые, согласно библиографии Форкеля (1792), появлялись на свет многочисленные сочинения, специально посвященные эхо. В греческой мифологии эхо считалось нимфой, которая изводила себя безответной любовью к прекрасному Нарциссу, причем в самом буквальном смысле, потому что от нее остался лишь голос. «Дочь Голоса» – так обозначалось «Божественное эхо» на иврите. Это находит свое художественное выражение в известных противоположностях forte и piano при повторении одних и тех же последовательностей звуков («ступенчатая динамика») и превращается в шутку, например, в эхо-сонатах Рейтера, учителя Гайдна, и при создании «эхо-регистров» в органе. На подражании эхо основывается использование демпферов [75]в духовых инструментах. Но древняя «магия» природы иногда имеет дело и с «искусственным продуктом», как в жалобах Орфея в начале оперы Глюка. Далекий оркестр, повторяющий мелодию ритурнеля [76], символизирует голос природы, который, словно эхо, отражается от печали певца.