Георгий Почепцов - Революция.com: Основы протестной инженерии

Мы видим множество факторов, работавших на успех революции. А учитывая реальное бездействие власти, становится понятным, что подобное движение имело во многом беспроигрышный характер.

Самой главной приметой оранжевой революции следует признать резонансный характер ее механизмов.Нам представляется это верным объяснением, поскольку реальных экономических причин для такого развития событий не было. Если в Грузии объективно было экономическое ухудшение, то столь же объективно следует признать, что в Украине наступило экономическое улучшение. В таком случае речь может идти о нарушенных ожиданиях, состоящих в медленном варианте улучшений. Эти ожидания, вероятно, можно сознательно активировать, поскольку так происходило не раз. Вспомним, что одно из первых реальных голосований на территории Украины проходило под влиянием прогноза «Дойче банка» по поводу наилучших стартовых экономических условий Украины.

Резонанс возникает, когда, например, факты подтверждают слухи, которые давно ходили в обществе. Например, на слухи о коррупции накладывается арест имущества какого-нибудь министра. Такой факт облетит все население очень быстро. Резонанс демонстрирует тот феномен, что малое событие может разрушить большую систему, если это оно резонирует со структурой системы, ее потенциальными дефектными состояниями.

В случае оранжевой революции резонанс как способ разрушения системы должен лежать в несоответствии определенных действий системным представлениям, за счет чего может произойти разовое разрушение системы. Резонанс можно увидеть в том, что оппозиция «разбудила» нереализованные желания 1991 года. Действительно, многие участники митинга повторяли, что это было так, как тогда, когда все выходили на бесконечное количество митингов периода перестройки.

Возникает потребность определения конкретных лозунгов, которые вели к тем мотивациям, которые могли активировать массовое сознание. Мы предлагаем разграничить поверхностные и глубинные мотивации и соответствующие лозунги. Набор лозунгов может предстать в следующем виде:

• свобода, социальные изменения;

• экономическое улучшение;

• против фальсификации выборов, против преступного режима.

Следует также подчеркнуть, что более действенными, следовательно, тяготеющими к поверхностному использованию являются лозунги «против», по этой причине лозунги «за» уходят в число более глубинных. Итак, лозунги «против» – это против фальсификации выборов, против преступного режима, лозунги «за»– это за свободу, социальные изменения, экономические улучшения.

По отношению ко всем бархатным революциям, включая и оранжевую, возникает закономерный вопрос: являются ли они революциями. Проблема состоит в том, что сегодня нет нужды выводить всех на площади, достаточно транслировать эту картинку на экране телевизора, чем создается соответствующий эффект присутствия. Компонент «народ» в бархатных революциях трансформировался в компонент «телезритель».

Если в революцию 1917 года победа должна была быть достигнута в физическом пространстве, за чем последовали информационные и когнитивные изменения, то бархатные революции идут по другой модели: сначала информационное пространство, затем когнитивное и лишь затем физическое (см. рис. 28).

Рис. 28. Структура достижения победы

Собственно говоря, это модель любой избирательной технологии, которая сначала убеждает, потом подводит к конкретному физическому действию – голосованию. Это вариант политической войны, а не собственно революции.

«Дракон» Евгения Шварца, который в виде фильма «Убить дракона» активно транслировался в этот период оппозиционными телеканалами, все же мог дать только очень косвенный результат, поскольку аналогии, лежащие в основе, являются слишком условными. Для уличной борьбы нужен театральный плакат, а не акварельный рисунок. Но все равно это было попыткой подвести ситуацию под вполне конкретное метаправило.

Визуальная картинка была сделана для внутреннего и внешнего глаза. Внутренний работал на создание объединения в единую силу тех, кто находился за пределами Майдана, внешний работал на создание внешнего прессинга. По этой причине толпа жестко удерживалась от каких бы то ни было насильственных действий. В этом плане интересно наблюдение над явлением, как его обозначил автор, «показной цивилизованности»: «Одни из лучших его проявлений – армянские и грузинские митинги и «революции». Казалось бы, эмоциональный, недисциплинированный, горячий в повседневной жизни армянский или грузинский парень, превращаясь в митинговую или революционную толпу, должен быть вдвойне подвержен эмоциям. Ан нет. И одна из причин в том, что армянин или грузин, которому всегда кажется, что «весь мир следит за ним», воспринимает свой митинг как очередной месседж, невербальное послание в «большой мир». Грузинская революция – прекрасный пример. Никто не будет бить витрины, поджигать и переворачивать автомобили и прочее. Не потому, что «мИ» такие «хАрошие», а по другим причинам, в том числе по той, что в такие моменты для «нас» намного важнее «казаться», а не «быть». «Мы» пишем коллективное невербальное письмо» [20]. Это снова внешнее поведенческое и визуальное требование. Подобно тому, как все научились показывать знак победы двумя поднятыми кверху пальцами, что опять-таки стало чисто визуальным знаком, привнесенным из другой культуры.

Интересно замечание Ярослав Лесюка, что теплые тона оранжевого цвета не могли полностью раскрыться в июле во время выдвижения, свой максимальный позитивный эффект они раскрыли зимой на Майдане [21]. Оранжевый цвет был действительно находкой этой кампании, поскольку позволял понять, какое большое число людей находится на этой стороне. В этой же роли выступили и массовые акции протеста. Как пишут аналитики: «Украинский народ постепенно привыкал к мысли, что выйти» [10].

Вспомнили также PR-опыт Ленина и Октябрьской революции в виде красных бантов и сделали кампанию «Оранжевая лента», чтобы показать, что нас много, что есть чувство локтя, братство незнакомых людей [11]. В результате возникает свой собственный вариант символизации, не сводимый к чужим вариантам.

Оранжевая революция также закрепила свой вариант когнитивного взрыва, разрушившего прошлые идентичности. Хотя подобные попытки несколько раз предпринимались и до этого, именно в этот период окончательно закрепилась новая идентичность, оттеснившая старые представления на периферию.