Георгий Почепцов - Революция.com: Основы протестной инженерии

Однако есть и другие исследования, как раз базирующиеся на разборе ряда конкретных примеров [10]. Есть в рамках РЕНА ряд исследований по теме nation-building, где анализируется американский опыт в послевоенной Германии, Японии и ряде других стран. Так что нельзя отрицать жизненность этой идеи, хотя бы по тому, что она поддержана как со стороны руководства министерства обороны, так и со стороны аналитического сообщества. В одной из статей приводится такой пример: когда в Ирак летел военный транспортный самолет, то пассажиры его читали книги о Японии и Германии, но не об арабском мире [11]. И действительно, пример этих стран четко демонстрирует возможности по трансформации реального пространства в нужном направлении, точнее там трансформировались сразу все три пространства: реальное, информационное и виртуальное.

Э. Роудсс коллегами анализировали исторические примеры по ряду параметров, среди которых были следующие.

• Каковы были военные возможности великой державы?

• Какими были другие ресурсы, какие существовали ограничения на поведение?

• Могла ли великая держава форматировать мирную ситуацию в соответствии со своими предпочтениями?

Как видим по этим вопросам, ученых интересовала в первую очередь проекция силы, которая позволяет форматировать физический мир. Для исследования были отобраны шесть конкретных ситуаций:

• Британия в Восточном Средиземноморье в 1816–1852 годы;

• Британия в Восточном Средиземноморье в 1919–1937 годы;

• Британия в Южной Америке между 1850 и 1890 годом;

• США в Карибском бассейне в 1903–1920 годы;

• Франция в Западной Африке в 1960–1970 годы;

• Франция в Центральной Африке между 1 970 и 1995 годом.

Все случаи достаточно детально анализировались с учетом вышеназванных трех вопросов. Во многих ситуациях объектами воздействия были не страны, а повстанческие движения, поведение которых подвергалось форматизации. Анализ позволил сделать следующие выводы.

• Первый– нет обшей картинки, позволяющей определить тип вооруженных сил, необходимых для форматирования.

• Второй– одна модель не может соответствовать всем случаям.

• Третий– поскольку противник обладает достаточной гибкостью, вооруженные силы должны иметь широкий круг возможностей.

• Четвертый– очень важна скорость реагирования.

• Пятый– важно хорошо понимать региональных игроков и их политику, чтобы учиться и быстро адаптироваться.

Это выводы всего лишь из одного предложения (второго) данного анализа. Все же они таковы.

Предложение 1: Присутствие на месте имеет значение.

Предложение 2: В целом присутствие должно соответствовать военным возможностям противника.

Предостережение к данному: символическое присутствие может быть достаточным для слабо мотивированных противников.

Предложение 3: Большее присутствие не всегда лучше, чем меньшее.

Предложение 4: В зависимости от обстоятельств и целей форматирования присутствие должно быть реализовано на берегу.

Предложение 5: Технологии не предоставляют магических пуль.

Предложение 6: Обучение, дисциплина и профессионализм играют роль.

Предложение 7: Нахождение важно не только в пространстве, но и во времени.

Предложение 8: В случае демократических государств общественное и законодательное мнение устанавливает параметры для политики форматирования.

Предложение 9: Победа в головах является ключевым элементом форматирования.

Предложение 10: Форматирование внутренней политики является очень сложным.

Обратим внимание на девятое предложение, акцентирующее как базовое трансформацию именно виртуального пространства, что, собственно говоря, и дает долговременный результат. Именно поэтому сегодняшняя война в Ираке дублируется войной за умы в арабском мире.

Публичная дипломатия как самый актуальный и одновременно достаточно модный аспект работы в области международных отношений задается как «продвижение национальных интересов с помощью информирования людей, увлечения их и влияния на людей по всему миру» [12. – С. 13]. Исходной точкой этого анализа стала констатация того, что враждебность к Америке достигла шокирующего уровня. При этом США потратили 600 млн. долларов за год на поддержку американской политики и 540 млн. на «Голос Америки» и другие варианты вешания [13]. Из всей этой суммы только 1 50 млн. ушли в мусульманские страны.

Следует признать при этом, что предложения являются в достаточной степени традиционными. Это программы по поддержке обучения английскому языку, расширение программ по созданию Американских уголков, открытие центров американских исследований, создание американской библиотеки на арабском языке. Параллельно ведутся большие программы по расширению вешания на арабском языке. Все это форматирование именно виртуального пространства. До этого арабоязычный мир в сильной степени был закрыт своей культурой и языком от подобных виртуальных интервенций системного порядка.

Дэвид Фрами Ричард Перлподводят следующую идеологическую подоплеку под этого рода активность. «Не зная, что сказать, мы становимся молчаливыми. Молчание 2004 года непристойно и опасно как раболепный стиль коммуникации, который мы практиковали в 2001 году. Если мы не рассказываем свою собственную историю, другие расскажут ее за нас» [14. – С. 150]. Это то стандартное пристальное внимание к информационному и виртуальному пространству, которое характерно для США и менее характерно для остального мира. Это можно понять не только исходя из того, что США уже находятся в рамках информационной цивилизации, а мы еще нет, но и исходя из того, что битва может длиться часы, а ее последствия в рамках информационного или виртуального пространств вечны, подобно тому как мы сегодня изучаем уроки Пелопоннесской войны.

Существенную опасность при этом представляет уже само понятие виртуальных войн, при которых, как считает Джеймс Дер Дериан, Соединенные Штаты смогут вести виртуальные войны, представляющие собой «технологическую организацию и актуализацию насилия на расстоянии» [15]. Понятно, что модель при этом возникает следующая:

• инициация беспорядков;

• наведение порядка военными методами извне;

• гуманитарная интервенция, позволяющая удерживать военное присутствие.

Подобная модель, вероятно, и должна именоваться управляемым хаосом.Кстати, роль гуманитарных интервенций в последнее время непропорционально возросла. То ли происходит размытие роли военных вообще, то ли действительно резко выросло число ситуаций, приближающихся к хаосу, что в ответ требует классифицировать применение военной силы как гуманитарную интервенцию.