Сергей Кутолин - Философия интеллекта реального идеализма

Это означает, что в семиотическом истолковании категории Ф, Х, П по отношению к категории М имеют смысл операторов. Очевидно, что такое утверждение является и необходимым, и достаточным, а перемещение в ряду категорий: ФМ<=>ХМ<=>ПМ оказывается не просто замкнутым, но характеризует собой цикл, переход между вершинами которого сопровождается и качественным смещением категории «музыкант» от цикла (ФМ, ХМ, ПМ) к циклу. В рамках закона достаточного основания при переходе одного цикла к другому такая интеллектуальная система ( J -система) в целом не может не содержать частные составляющие цикла (ФМ, ХМ, ПМ), а именно: антиномию, парадокс ( An ), смысловые функциональные связи-парадигмы ( Pd ), критичность и самостоятельность мышления, т.е. интеллигентность ( Jnt ), в пределах самих циклов: ФМ, ХМ, ПМ. Такая J -система поддерживает равновесие циклов в форме творческого энтузиазма, как было показано в [37]. И только гипотетически остается полагать, что сам творческий энтузиазм, как несомненно реальная категория, черпается из резервуара духа человека, утверждаемого в добром расположении.

Приведенный пример из анализа творчества музыканта — лишь частный случай, который позволяет подойти к пониманию категорий ФИ и ИФ как семиотических сущностей. Обратившись к творчеству П.А. Флоренского в области философии культа [46], можно без всякой натяжки увидеть тот же метод операторного подхода, который используется А. Швейцером при анализе музыкального творчества И.С. Баха.

По существу, указанный путь анализа миросозерцания как метод рефлексии позволяет выявить смысл (в том числе и семиотический) самотождественности категорий ИФ и ФИ. Является ли равномощность ФИ и ИФ мерой интеллекта и в чем она заключается? В этом случае методология единства антиномии [32] как средство разрешения проблемных ситуаций может оказаться полезной и даже необходимой.

Анализ контекста текста антологии мировой философии свидетельствует: в ряду интеллекта философии (ИФ) Древности и Средневековья, эпохи Возрождения и ранних буржуазных революций, эпохи Просвещения, классического немецкого идеализма и т.д. категория ИФ, являясь вектором направленной способности к мыследеятельности (рефлексии) Ф, характеризует «смещение» этой способности D F : «нус» — Платон; «энтелехия» — Аристотель; «истинное бытие» — Плотин; «созерцание сущности Бога» — Ф. Аквинский; «наивысшая духовная сила» — Н. Кузанский; «внутренний художник» — Дж. Бруно; «фигуры фантазии» — Р. Декарт; «ассоциации идей» — Локк; «трансценденталь-ное единство апперцепции» — Кант; «дело – действие» — Фихте; «теоретический дух» — Гегель; «структура – качество» — О. Конт.

Смещение такой доминанты (D F) в некоторой совокупности миросозерцаний приводит к пониманию феноменологической сущности семиотики категории ИФ, где ИФ = S D F = .

Не исключено, что именно такой метод привел Лейбница как философа к открытию интегрального исчисления. ИФ определяет направленность мысли путем смещения изначальной оценки в координатах логики, гносеологии, психологии, т.е. в координатах PGL – J -системы. В условиях самотождественности это и составляет отличие ИФ от ФИ.

Творчество К. Маркса и Д. Дешана [47] отличают и временной, и пространственный, и интеллектуальный подходы к философии. Но оба они независимо — творцы диалектического материализма. Можно усмотреть сущностные различия в учении Канта, Гегеля, неокантианцев и неогегельянцев. Семиотически такое пространство, как «философское пространство» с вектором Ф в координатах: x (+Маркс; –Дешан); y (+Кант; –неокантианцы); z (+Гегель; –неогегельянцы), — позволяет определить философию интеллекта (ФИ) как дивергенцию, расходимость вектора философии Ф: ФИ = divФ. Любопытно отметить, что в «философии культа» П.А. Флоренский рассматривает многообразие философских пространств как средство для построения умозаключения [46], т.е. получения нового знания.

Для Шеллинга философия тождества субъекта и объекта фактически означает тождество интеллекта философии и философии интеллекта. Этот путь ведет к иррационалистическому пониманию интеллекта. Действительно, из семиотических правил для ИФ и ФИ в силу их тождества «машина философии», управляемая оператором интеллекта «разрывается» дивергенцией вектора философии. Поэтому для «поддержания» тождества интеллекту требуется мифологизирующая сила откровения.

В случае равномощности категорий интеллекта философии и философии интеллекта, т.е. условия ИФ = ФИ, получаем семиотическое определение интеллекта в форме оператора: И = ФИФ –1= spurИ. Мерой интеллекта является его след в философии — таков вывод полученного семиотического правила для условия равномощности ИФ и ФИ. Более того, в случае равномощности ИФ и ФИ оператор интеллекта управляет «машиной философии», структура которой как философское поле дивергенции есть часть (по определению интеллекта) PGL – J -системы. Поэтому, если психика формирует это поле, то оно, по крайней мере, находится в плоскости гносеологии — G и логики — L. В результате на логические структуры накладывается последовательность операций в преобразовании формы и образа предмета познания. В этом случае гносеологическая плоскость включает эффект опережения (инсайт-эффект) в сфере узнавания, познания, уразумения путем перебора аналогий, ассоциаций, включения в сферу опознания антиномий и парадоксов. Тождество ИФ и ФИ ведет к иррациональной, мифологизирующей сущности интеллекта, имеет непреходящее значение в поэзии, литературе, искусстве, где поиск истины, мифологизируясь, способен своей неповторимостью увлекать и даже гипнотизировать личность. Однако такое тождество непригодно для поиска истины путем познания и уразумения, например, в науке. Поэтому в научных исследованиях ИФ и ФИ следует рассматривать как самотождественные и неравные сущности. В этих случаях интеллект играет роль оператора «машины философии» в ИФ или оператора поля дивергенции философии, когда речь идет о философии интеллекта. В настоящее же время метрологический аспект оценки интеллекта личности усматривается в условии равномощности ИФ и ФИ, т.е. в фиксации теми или иными путями «следов» интеллекта, а не тождественной совокупности ИФ или ФИ. Более того, совершенно очевидно, что простая прагматическая оценка интеллекта, как и различные оценки интеллекта по методикам бихевиоризма, т.е. с точки зрения истины, оказывается менее сложной, чем суть самой проблемы с точки зрения рассмотрения категорий ИФ и ФИ.

Можно указать на примечательный факт в области эстетики, когда польза (соединение зубьев в гребень с помощью бечевы) уступает место, т.е. смещается, заменяется удовольствием — изображением волнистой линии, имитирующей бечеву [48]. На примере «гребня» принципы операторного метода рефлексии оказываются соотнесенными в определении сущности категорий ИФ и ФИ, но и пригодны, возможно, для формализации категорий эстетики, предшествующих творческому энтузиазму. Можно показать, что рефлексивный операторный метод может быть использован, например, для априорного анализа весьма сложных и разнородных, казалось бы, по своему содержанию механизмов, например, стабилизации социальной, социально-экономической обстановки в городе, если имеется ориентировочный «сценарий» такой обстановки. Таким образом, операторный метод рефлексии следует рассматривать как форму когнитивного мышления, где «модель мира» в каждом отдельном случае преломляется в «зеркале» философии интеллекта как частного и интеллекта философии как целого.