В. Фомин - Философия

Постепенно, в борьбе противоположностей двоеверия, в народно-религиозном мировоззрении рождается устойчивое единство двоеверческих противоположностей, что выливается в оформившийся мировоззренческий синкретизм – слияние народной религии и церковного христианства при определяющей роли первой. Но в чем предпосылки такого синкретизма? А.Ф. Замалеев, опираясь на многолетние исследования, считает, что христианство пришло на Русь уже в языческой форме. В Византии оно самым тесным образом срослось с платонизмом, который фактически явился рационально-философским завершением античного политеизма.

В XVII в. в русском христианстве наблюдаются две тенденции, достаточно противоречивые. В первую очередь, сохранение в незыблемости идеалов уже сложившегося русского православия. Вторая тенденция заключалась в подведении русского православия к общему знаменателю христианства (европейского, рационального, отчасти и католического) под воздействием социально-экономических и социально-политических процессов на Руси. Объективно-неизбежным становится проведение церковной реформы патриарха Никона, вошедшего в противоречие с представителями «языческого», народного православия. По мнению А.С. Хомякова, именно язычество трансформировало древнерусское христианство в «раскол», старообрядчество. А с точки зрения Г.В. Флоровского, – не язычество, а «болезненная склонность» Никона «все переделывать и переоблачать по-гречески», при том, что «подражание современным грекам нисколько не возвращало к потерянной традиции христианства».

К XVIII–XIX вв. на Руси окончательно сформировалось то самое православие, которое выражало мировоззренческий синкретизм, так и не искорененный иерархами церкви и богословами. В большинстве своем народу не было никакого дела до богословских дискуссий о чистоте веры. Под влиянием укоренившихся в нем языческих элементов и само христианство становится более «мирским» и даже «обрядовым». И именно эта религиозная база становится идеологической платформой для оформления феномена русской религиозной философии, вобравшей в себя иррационально-мистические традиции как западной, так и восточнославянской, мифологически окрашенной картины мира.

4. XVIII в. в истории русской философской мысли. Русское Просвещение.В России XIV–XVII вв. брожение философской

мысли, конечно же, не утихает. Но блестящий знаток истории мировой и отечественной мысли А.Ф. Лосев считал, что «впервые философские интересы пробуждаются в России в XVIII веке». В целом философский процесс XIV–XVII вв. можно охарактеризовать как процесс наущения философскому мышлению, более соответствующему западноевропейскому онтолого-гносеологическому стандарту. Чаще всего произведения русских мыслителей того времени представляют собой продолжение либо критический анализ сочинений европейских авторов. Так, например, мистическая традиция русского православия определялась наследием Григория Синаита (XIV в.) и Григория Паламы (XIV в.) – греко-византийских богословов, ярких представителей исихазма. Наиболее видными представителями этого направления на Руси были: Сергий Радонежский (1314/1322–1391/1392), Нил Сорский (1433–1508), Вассиан Патрикеев (1470–1531). Последним ярким представителем русского исихазма стал Паисий Величковский (1722–1794), возродивший интерес к наследию Нила Сорского и оказавший большое влияние на формирование русской религиозной философии XIX–XX вв.

Удивительной фигурой в русской философии рубежа XVII–XVIII вв. становится Феофан Прокопович (1681–1736), человек высокообразованный и талантливый мыслитель. Он явился провозвестником русского Просвещения. А его трактат «Духовный регламент» (1721), написанный во время сближения Ф. Прокоповича с Петром I, получил высокую оценку великого Вольтера. Собственно с начала XVIII в., времени царствования Петра I, философия в России все более секуляризируется и по форме все ближе становится к европейской философии Нового времени, французского и немецкого Просвещения.

Самобытными и крупными мыслителями того времени были Василий Николаевич Татищев (1686–1750), создавший теорию «всемирного умопросвячения», где ум – главное понятие, определяющее сущность философии. Философия Татищева может быть охарактеризована как антропологическая интерпретация европейской просветительской философии. Философию он не отделял от культурной эволюции человека. Наряду с учением о человеке Татищев создает теорию государства.

Крупной и значительной фигурой русской мысли XVIII в. становится князь Михаил Михайлович Щербатов (1733–1790), социальный мыслитель, на формирование воззрений которого оказали влияние взгляды Ф. Бэкона, Р. Декарта, Б. Спинозы, П. Гольбаха, Ж.-Ж. Руссо, Ш. Монтескье, Б. Паскаля.

Русские философы не испытывали «неудобства» оттого, что позже европейцев встали на этот путь. Как говорил на торжествах, посвященных началу чтения философских курсов в Московском университете ректор университетской гимназии, философ Николай Никитич Поповский (1730–1760): «Россия больше за поздним начатием учения, нежели за бессилием в число просвещенных народов войти не успела». Одна из главных идей его речи, утверждение, что «нет такой мысли, кою бы по-русски изъяснить было бы невозможно».

Выдающимся философом, чье появление могло состояться только в послепетровских условиях, философом, прославившим свое имя в русской истории, стал в XVIII в. Михаил Васильевич Ломоносов (1711–1767) – гениальный ученый с энциклопедическими знаниями. При этом нужно понимать, что Ломоносов религиозный человек, или просвещенный деист, а не православный по духу. Но в области мысли он не видит противоречия между наукой и религией. В своих философских воззрениях Ломоносов стоял на позиции примирения научного и религиозного объяснения мира. «У многих глубоко укоренилось убеждение, что метод философствования, опирающийся на атомы, либо не может объяснить происхождение вещей, либо, поскольку может, отвергает Бога-творца. И в том, и в другом они, конечно, глубоко ошибаются». Нет никаких других начал, по мнению Ломоносова, «которые могли бы яснее и полнее объяснить сущность материи и всеобщего двигателя». И «никаких, которые с большей настоятельностью требовали бы существования всемогущего двигателя».

Научные изучения природы и Священное писание для него два способа постижения Божества: одно – внешнее, другое – внутренние. «Грех всевать между ними плевелы и раздоры», – писал Михаил Васильевич. В этом Ломоносов следовал традициям западных рационалистов – Декарта, Лейбница, для которых наука, философия, религия не исключают, а дополняют друг друга. Но рациональное обоснование атомистических представлений не противоречит религиозной вере, ибо «метод философствования, опирающийся на атомы», не отвергает Бога – «Творца», «всемогущего двигателя». При этом Ломоносов указывает на методологическую грань в подходе к объяснению конкретно-научных проблем. «Нерассудителен математик, ежели он хочет Божескую волю вымерять циркулем. Таков же и богословия учитель, если он думает, что по псалтыре научиться можно астрономии или химии».