Иосиф Телушкин - Еврейская мудрость. Этические, духовные и исторические уроки по трудам великих мудрецов

В 1348–1349 годах Европу поразила «черная смерть», которая уничтожила более трети населения континента. Антисемиты считали, что это евреи отравляют колодцы и вызывают эпидемии. [27]По всей Европе евреев ставили перед выбором: принять христианство или погибнуть. Десятки тысяч евреев отказались обратиться в другую веру и были убиты. Шесть тысяч погибло в Майнце в Германии, а две тысячи – в Страсбурге во Франции (их сожгли на деревянном эшафоте на еврейском кладбище). Средневековая хроника описывает, как мученики в Нордгаузене в Германии приняли свою смерть:

Они попросили времени на приготовления к смерти; когда позволение им дали… они облегченно надели свои молитвенные одеяния (как мужчины, так и женщины). Они (христиане) выкопали могилу на кладбище и покрыли ее деревянным настилом… Самые благочестивые (евреи) попросили нанять музыканта, чтобы он играл танцевальную мелодию и они могли бы предстать перед Богом с песней в сердце. Они взялись за руки, мужчины и женщины, и танцевали изо всех сил пред Богом. Их Учитель, Рабби Иаков, танцевал с ними. Его сын, Рабби Меир, старался чтобы все держались вместе. Они взошли на эшафот с песнями и плясками, и когда все были там, Рабби Меир спустился, чтобы удостовериться, что все в сборе. Тогда горожане предложили ему спасти свою жизнь. Он ответил: «Сейчас приходит конец нашим страданиям, вы посмотрите на меня еще чуть-чуть и не увидите больше никогда». Он вернулся к могиле, горожане подожгли костер, и евреи умерли все вместе. Ни один крик не донесся оттуда.

Бедняк в поисках потерянного кошелька с копейками исходил весь город и внезапно нашел богатство и славу. Неужели он продолжит поиски кошелька?

Потоцкий, польский аристократ, был приговорен к смертной казни за то, что принял иудаизм, – страшное преступление в Польше того времени. Так он ответил на предложение о помиловании в случае возврата к христианству.

Примерно в то же время в Германии Зюсс Оппенгеймер служил министром финансов у князя Вюртембергского. После внезапной смерти князя враги Оппенгеймера арестовали его и приговорили к смерти по ложному обвинению. Пастор Ригер обещал спасти жизнь Оппенгеймера, если тот обратится в христианство. Хотя Оппенгеймер и не был особенно религиозным евреем, он отказался от этого предложения: «Я еврей и останусь евреем, я не принял бы христианство, даже если бы за это стал императором. О смене религии может думать только свободный человек, для заключенного – это зло». Он умер со «Шма» на устах.

Пусть моя смерть будет протестом против безразличия мира, который спокойно наблюдает за уничтожением евреев, не пытаясь остановить его. В наше время и в нашем веке человеческая жизнь не имеет большой ценности. Я не смог достичь в жизни успеха и надеюсь, что моя смерть может сломать спокойствие тех, кто даже в этот тяжелый момент может спасти евреев, еще живущих в Польше.

Зигельбойм, польский еврей, бежал в Англию, где пытался добиться помощи для евреев, которых убивали нацисты. Он совершил самоубийство вскоре после поражения восстания в Варшавском гетто (оно началось 19 апреля). Несмотря на надежды Зигельбойма, его смерть не сломала общего безразличия.

В Яновском дорожном лагере, где условия были особенно тяжелыми, руководителем одной из бригад был еврей из Львова. О нем говорили, что он противник религии и очень жестокий человек. Однако в день перед Йом-Кипуром Исраэль Спира, хасидский ребе, подошел к Шнеевайсу и попросил, чтобы группу религиозных евреев освободили от работ, запрещенных в этот день. К изумлению ребе, Шнеевайс обещал сделать все возможное.

На следующее утро Шнеевайс привел хасидов в место расположения СС и сказал им: «Вы, ребята, будете натирать пол без мастики. А ты, рабби, мой окна сухой тряпкой. Так вы не нарушите ваш закон».

Евреи начали работать и читать молитвы, положенные на Йом-Кипур. Через тридцать лет рабби Спира описал дальнейшие события.

Где-то в двенадцать распахнулись двери и в комнату ворвались «ангелы смерти», эсэсовцы в черной форме. Они везли тележку, наполненную едой. «Полдень. Пора есть. Вот хлеб, суп и мясо!» – объявили они. Комната наполнилась запахами горячей еды, которой мы не видели со времен начала оккупации: белый хлеб, дымящийся овощной суп и огромные порции мяса…

Высокий эсэсовец скомандовал: «Ешьте сейчас же, иначе вас расстреляют на месте». Никто из нас не пошевелился. Рабби стоял на лестнице, остальные хасиды – на полу. Эсэсовцы позвали Шнеевайса. «Шнеевайс, если эти грязные собаки откажутся есть, мы убьем тебя вместе с ними». Шнеевайс отозвал эсэсовца, посмотрел ему прямо в глаза и сказал тихо: «Мы, евреи, не едим сегодня. Сегодня Йом-Кипур. Самый святой день. Судный День».

«Ты не понял, еврейская собака, – прокричал более высокий эсэсовец, – я приказываю тебе именем фюрера и Третьего рейха, жри !» Шнеевайс, спокойно, с высоко поднятой головой, повторил громче: «Мы, евреи, следуем своим традициям. Сегодня Йом-Кипур, день поста».

Немец вытащил из кобуры револьвер и наставил его на Шнеевайса. Шнеевайс не шелохнулся. Он стоял, и все смотрели на него. Прогремел выстрел. Шнеевайс упал. По только что натертому полу расползалась лужа крови.

Рабби и хасиды застыли на своих местах. Они не могли поверить своим глазам. Шнеевайс, который всегда открыто нарушал еврейские законы, прославил имя Бога и умер смертью мученика ради чести еврейского народа.

«Только тогда, в этот Йом-Кипур в Яновской, – сказал ребе своим ученикам, – я понял значение фразы из Талмуда: “Даже грешники Израиля полны добрых деяний, как гранат наполнен зернами”» (Вавилонский Талмуд, Эрувин 19а).

В 1943 году, когда большинство из полумиллионного населения, заключенного в Варшавском гетто, уже было убито, польская католическая церковь сообщила, что готова принять оставшихся в гетто раввинов. В живых оставалось только три – рабби Менахем Земба, Шимшон Стокхаммер и Давид Шапиро. Они встретились, чтобы обсудить это предложение. Долго все сидели в молчании. В конце концов, заговорил рабби Шапиро:

«Я моложе вас и то, что я скажу, ни к чему вас не обязывает. Мы знаем, что нашим собратьям уже ничем не помочь. Однако находясь с ними, не оставляя их, мы вдохновляем их и придаем им силы. Это последнее, что мы можем дать нашим братьям евреям. Я просто не имею сил оставить этих несчастных людей».