Иван Ильин - Философия как духовное делание (сборник)

Нельзя быть добрым иначе как через добровольное признание чего-нибудь добром. И с другой стороны, никто из нас не признаёт и никогда не призна́ет чего-либо добром, если сам в этом не убедится.

Что есть добро? Не знаем еще. Знаем только, что добром может быть только то, что добровольно, свободно от внешних стеснений и понуждений призна́ет таковым субъективный, интимно-личный источник.

Я сам узрел и убедился. Я сам признал и исповедую. Я сам так знаю и так творю .

Без этих определений душевное состояние не может быть добрым.

Пассивно влачась за авторитетом, рабствуя традиции и обычаю, Вы, может быть, будете по внешности творить то же самое, что добрый, нравственный человек. Но это только внешняя видимость факта. Корень иной, источник иной, мотив иной – и вся ценность душевного обстояния иная. Состояние нравственно совершенное есть состояние души, стянувшей в себя, в свое личное духовное средоточие все источники и все мотивы своего поступка. Не почерпающее их ниотколе извне. Но если так (а убедиться в этом нетрудно), если действительно личное духовное признание есть источник значения добра, то ведь предметом этого признания у разных людей может быть разное.

Об этом и свидетельствует история мысли: пренебрежение ближним (Аристотель, Штирнер, Ницше); любовь к ближнему (Франциск, Шопенгауэр); верность долгу (Кант, Фихте); свобода от долга (Шефтсбери, Гегель).

Одних этих сопоставлений было бы достаточно. Один (из нравственных побуждений) убивает ближнего; другой из нравственных же побуждений предпочитает погибнуть сам.

Создается множество взаимоисключающихся формул добра. И если личное признание есть источник значения чего-нибудь как добра, то все эти воззрения верны; установители их правы.

При всем этом напрасно было бы смешивать это воззрение с релятивистическим, утверждающим, что все эти определения условны, относительны и по значению своему субъективны, т. е. имеют значение только для того, кто их исповедует.

Нет; каждое из этих определений посягает на то, что оно есть само адекватно познанное объективное добро. Что сказали бы Аристотель, Кант, Гегель, Шопенгауэр, Ницше, если бы им предложили признать их формулы добра имеющими значение только для их личной сферы, в их жизни, для их личности?

Подойдем к этому еще иначе: возьмите тот момент вашей жизни, когда известный поступок или известный уклад души вызывал в вас безусловное одобрение и преклонение; когда Вы не колеблясь говорили: «Вот истинно нравственный поступок!» Что же? Приемля нечто как добро, вы могли бы согласиться, что и обратный, противоположный способ действия (rebus sic stantibus 119) был бы тоже добром? Ясно, что нет. Каждый из нас вправе сказать про себя: только я компетентен обрести добро; обретенное мною, исповедуемое мною – есть само добро.

Отсюда оправдание нравственной нетерпимости . Не той нетерпимости, которая требует эшафота или костра для инакомыслящих. Но той нетерпимости, которая отрицает как неверное, несостоятельное всякое иное понимание добра. То, что я исповедую как добро, то и есть добро, само объективное, всеобщезначимое добро. Добро, мною не исповедуемое, не есть добро, есть недобро. Несогласные со мною неправы, стоят в заблуждении; их учение есть учение, уклоняющееся от истины, – они нравственно еретики.

Каждый из людей, нравственно что-нибудь исповедующих, исповедует это не потому, что так научили его извне или велели ему; но потому, что он сам признает это добром. Источник этой теоретической и практической уверенности не вне его, а в нем самом. И то, что он исповедует как добро, он исповедует как само объективное, всеобще-значимое добро. Эта всеобщезначимость не обозначает, что все люди фактически признают его формулу; но что, по его убеждению, все они должны признать ее, чтобы перестать быть нравственными еретиками. Он посягает из себя самого на самое добро. И в посягательстве этом каждый прав , ибо если он не из себя будет судить о добре, то из чужого авторитета; а нравственность этого не терпит. И если не будет он из себя посягать на само добро , на его доступность, познанность, то ему останется только эмпирический путь перечисления чужих мнений и заблуждений. И тогда ни о нравственно ценном, ни о нравственно должном ему судить не приходится. Последовательно говоря, ему предстоит путь аморализма.

Таков тезис, первая часть антиномии объективного добра.

Прочитано: 1913 г. 5 февр.

Я пытался показать вам прошлый раз, что свободное, ничем внешним не стесненное признание индивидуальным сознанием есть источник значения добра как добра. И в этом состоял тезис первой антиномии нравственного сознания.

Каждый индивидуум имеет неотъемлемое право признать что-нибудь добром и отказать чему-нибудь в признании его таковым. Источник, из которого нечто получает свое значение «объективного добра», лежит в добровольном признании.

Антитезис: объективное добро сохраняет свое значение объективного добра независимо от его признания или непризнания его кем-нибудь за таковое .

Мы уже убедились из предыдущих исследований, что сущность нравственной философии состоит в учении об объективном добре, т. е. о сущности самого добра, верно, адекватно познанного.

Кто говорит о хорошем и дурном, о добре и зле, кто переживает одно как доброе, а другое – как злое, тот знает и разницу между «мнением» о добре, мнимым добром и самим добром.

«Насилие и издевательство сильного над слабым» – это добро или зло? Зло. Это по вашему мнению так? Или это « в действительности » зло? Ну а по-моему, это добро. Вы удивлены? Вы возмущены? Я неправ, говорите Вы. Это серьезно, действительно зло. Это самое зло. Объективное зло. А не мнение.

Вы пережили сейчас это различие.

«Обманом втереться в доверие и погубить доверившегося»; «отравить гения из мелкого тщеславия»; «доставлять себе удовольствие, активно причиняя другим страдания»; «чернить из зависти доброе имя». Поставьте перед собой любой из этих modus agendi 120и спросите себя: верно ли передаете Вы обстояние, говоря, что это только по Вашему мнению зло? Ну, а если у соседа вашего иное мнение? То все эти обстояния становятся проявлениями добра? Вы скажете: «тогда для него или с его точки зрения это добро». Да, это верно. Но разве здесь остается еще возможность упоминать о чьей-нибудь точке зрения? Тот, кто корыстно предал праведника; кто развратил ребенка; кто торгует совестью – ведь он может быть, с моей точки зрения , прав и в зле неповинен, ибо творил добро. Значит, стоит негодяю сослаться на свою «точку зрения» – и зла как не бывало?