Сборник статей - Русское богословие в европейском контексте. С. Н. Булгаков и западная религиозно-философская мысль

В своих выступлениях на соборе Булгаков предстает в качестве противника полного отделения церкви от государства в его либеральном понимании, полагая, что в новых политических условиях «абсурдно говорить об отделении Церкви от государства, предоставлении государству исключительно мирского господства и уходе церкви куда-то в пространство, вне истории и вне жизни» [276]. Такая интерпретация проблемы недопустима прежде всего с религиозной точки зрения. Опираясь на догмат о боговоплощении, церковь не может отказаться от «земного делания» в «духе христианства». В новых исторических условиях возникает насущная необходимость христианизации светского государства в любых его формах. Эти формы власти уже не нуждаются, подобно свергнутой монархии, в божественной санкции, в освящении Церковью того или иного политического строя. Церковь может оправдать всякую политическую форму государственности только в том случае, если власть действует в соответствии с духом Христовым. Противление этому духу превращает всякую государственность, как монархическую так и демократическую, в царство «зверя». В своем отношении к государству церковь исходит из принципа долженствования, в соответствии с которым всякая власть должна быть христианским служением. Меры внешнего принуждения, насилующие религиозную совесть иноверных российских граждан, признаются не соответствующими высокому достоинству церкви. Новое российское государство, если оно не захочет порывать с исторической и духовной традицией, само должно охранять первенствующее положение Православной церкви в России. Основанием для такого утверждения служит вывод о том, что «Русское государство исторически обязано Церкви своими устоями и крепостью; поэтому оно и сейчас не должно порывать связи с нею, если не хочет совершить чудовищного преступления и осквернить святая святых русского народа» [277]. Таким образом, Булгаков предлагает на соборное утверждение принципы «христианского претворения государственности силою церковности» [278], для политико-правовой реализации их в условиях постмонархической российской действительности.

Основные принципы построения взаимоотношений церкви и государства, изложенные в докладе и в Декларации, после детального обсуждения были восприняты Поместным собором 1917–1918 гг., который в своем Определении о «Правовом положении Православной Российской Церкви», подготовленном для Учредительного собрания, провозгласил:

1. Православная Российская Церковь, составляя часть единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей как величайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Российское государство.

2. Православная Церковь в России в учении веры и нравственности, богослужении, внутренней церковной дисциплине и сношениях с другими автокефальными Церквами независима от государственной власти.

Важнейший вывод, сделанный при обсуждении этого документа, звучит следующим образом: «Церковь должна быть в союзе с государством, но под условием своего свободного внутреннего самоопределения» [279].

Таким образом, богословскую позицию С. Н. Булгакова можно считать соборным ответом церкви на политический вызов революционной эпохи. К этому следует добавить, что «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», принятые на юбилейном Архиерейском соборе Русской православной церкви в 2000 г., в частности положения раздела III «Церковь и государство», испытали на себе воздействие соловьевско-булгаковского понимания идеала церковно-государственных отношений.

Экуменические идеи о. Сергия Булгакова разделили судьбу его богословского учения в целом: они были незаслуженно забыты и лишь в последние годы привлекли к себе внимание исследователей. Тем не менее высказанные им предложения сохраняют свое значение и силу и для современной экуменистической мысли, являясь столь же актуальными, как и во времена о. Сергия.

Возможно, самая известная фраза Булгакова, касающаяся экуменизма, содержится в его статье «У кладезя Иаковля»: «Путь к единению Востока и Запада лежит не. чрез турниры богословов, но чрез единение пред алтарем» [280]. Видимо, наиболее интересным, смелым и спорным предложением Булгакова как православного богослова является высказанное им в 1933 году предложение о «частичном сопричащении» [281]между православными и англиканскими членами Братства св. Альбана и св. Сергия [282]. Основное возражение, выдвинутое против этого предложения Булгакова его оппонентами, состояло в том, что оно носит эмоциональный, сентиментальный характер и основывается исключительно на человеческих чувствах [283]. Булгаков, напротив, утверждал, что его предложение о частичном сопричащении имеет свои корни в опыте богопознания, полученном через личную сопричастность духовному единству церковного универсума. Здесь я попытаюсь показать, что сила и значение предложения Булгакова о «частичном сопричащении» в равной степени, как и его экуменистической позиции в целом, основываются на эпистемологической интерпретации природы опыта единения и любви в Братстве. Кроме того, я покажу, что позиция, занятая Булгаковым в дискуссии по поводу его предложения о частичном сопричащении, возможно, открывает новый источник религиозного права, который мог бы стать важным фактором в развитии экуменического движения.

О. Георгий Флоровский стал, по-видимому, главным противником частичного сопричащения среди членов Братства [284]. Он вел постоянную борьбу против этого предложения со дня его оглашения Булгаковым до момента его окончательного запрета в начале 1940-х годов [285]. Добби-Бэйтман называл Флоровского «анти-Булгаковым» за его решительные возражения в адрес предложения Булгакова и его богословскую позицию в целом [286]. Соответственно, я буду рассматривать взгляды Флоровского как представителя стороны, оппонирующей предложению Булгакова.

28 июня 1933 года на ежегодной конференции Братства (High Leigh) Булгаков впервые выдвинул перед членами Братства свое предложение о частичном сопричащении [287]. Примечательно, что сопричащение не было центральной темой выступления Булгакова перед участниками собрания Братства. В первую очередь, его речь была посвящена вопросу о статусе Братства с точки зрения канонов Православной и Англиканской церквей и его роли в широком контексте воссоединения двух церквей. Сопричащение рассматривалось как частный случай в рамках этой общей темы [288]. Тем не менее дальнейшее обсуждение выступления Булгакова, состоявшееся среди членов Братства, было сосредоточено прежде всего вокруг вопроса о сопричащении. По иронии судьбы, предложение в итоге было отвергнуто именно в той его части, которая касалась вопроса о статусе Братства.