Сборник статей - Русское богословие в европейском контексте. С. Н. Булгаков и западная религиозно-философская мысль

На протяжении двух лет, последовавших за предложением Булгакова, «молекулярное действие», «сакральное благословение», «доктринальное согласие» и «сопричащение» постоянно подвергались обсуждению на различных встречах членов Братства [306]. Предложение Булгакова в различных его аспектах у одних находило поддержку, у других вызывало отторжение [307]. Флоровский был, возможно, одним из тех немногих членов Братства, которые, не разделяя настроения большинства, признавали фундаментальное значение отстаиваемого Булгаковым направления, но при этом были абсолютно с ним не согласны [308]. Флоровский выразил свое несогласие с предложением Булгакова в четырех основных положениях:

(a) Существует величайшая опасность избрать, подобно Риму, неверный путь к воссоединению.

(b) Недостаточно пребывать в любви имилосердии со всем человечеством, если это лишь человеческая любовь. В природе объединенной церкви отсутствует ясность.

(c) Труднее обрести единство в истине, нежели в любви. Здесь Флоровский склоняется к мнению епископа Трурского о первичности соответствия догме и о вторичности свободы.

(d) Ввиду психологических и духовных различий между Западом и Востоком возможно ли достижение сущностного единства только посредством приведения в соответствие формулы иусловий рукоположения? [309]

Для большинства англикан, равно как и для представителей православной эмиграции в Париже, учение о папской непогрешимости стало примером ошибочного и едва ли не греховного пути к воссоединению церкви [310]. Тот факт, что Флоровский счел возможным провести параллели между предложением Булгакова и попыткой воссоединения, предпринятой в рамках Римско-католической церкви, нанес Булгакову чувствительный удар в его среде. Как показывает это предварительное замечание, критика Флоровского была направлена не только против содержательной стороны предложения Булгакова, но и ставила в очередной раз под сомнение репутацию самого автора предложения, которая в некоторых кругах православной общины и так была далеко не безупречной [311]. Три последующих замечания обращены к содержательной стороне предложения. По моему мнению, критика Флоровским предложения Булгакова была, по сути, сосредоточена на обвинении последнего в использовании психологической аргументации за счет интеллектуальной и догматической. Иными словами, обвинения, выдвинутые Флоровским против Булгакова, во многом сродни обвинениям в исступлении (в локковском понимании этого слова) [312].

Примечательно, что Флоровский, соглашаясь с большинством положений, к которым обращается Булгаков, при этом отвергает то новое, что последний выводит из этих обращений. Флоровский подвергает сомнению предложение Булгакова в двух основных разделах. Во-первых, способны ли те положения, к которым обращается Булгаков, даже в сочетании друг с другом послужить достаточным оправданием для практики сопричащения в Братстве. Во-вторых, может ли практика частичного сопричащения сколько-нибудь эффективно содействовать полномасштабному воссоединению.

Флоровский, несомненно, признает тот факт, что члены Братства, представляющие как Англиканскую, так и Православную церкви, уже испытали «любовь и милосердие» по отношению друг к другу [313]. Таким был и исходный пункт предложения Булгакова. Но дальнейший ход рассуждений Булгакова тут же становится мишенью критики Флоровского. Для Булгакова любовь, совместная молитва, духовное единение, переживаемые в Братстве, являются не человеческим достижением, но «откровением» от Бога [314]. «Бог призывает нас действовать здесь и сейчас» [315]. Решение об осуществлении практики сопричащения в рамках частичного воссоединения в Братстве есть не проявление человеческой инициативы, но ответ человека на призыв Бога. «Духовно опасно все время обсуждать одни лишь различия» [316]. Отсрочивая осуществление частичного воссоединения и сопричащения, мы тем самым рискуем оскорбить Бога. Флоровский подрывает самые основы аргументации Булгакова: прекрасно, что члены Братства испытывают любовь и милосердие, но это «лишь человеческая любовь» [317]. Флоровский с самого начала даже не касается столь важного для Булгакова вопроса о доктринальном согласии. Предлагаемая им аргументация не дает оснований для признания доктринального согласия в булгаковском смысле, так как любовь и опыт духовного единства в Братстве в своей основе суть человеческие чувства и эмоции. Таким образом, Флоровский отвергает откровение как основание для предложения Булгакова.

Поставив под сомнение справедливость притязаний Булгакова на откровение, которое должно было придать необходимую правомочность внесенному им предложению, Флоровский предпринимает попытку обрисовать это предложение как единство «в любви», противостоящее единству «в истине» [318]. Разграничивая эти две разновидности единства, Флоровский называет притязания Булгакова не имеющими ничего общего с «истиной», догмой и разумом и тем самым возвращает их в сферу эмоциональной и психической жизни. По мнению Флоровского, любое обсуждение воссоединения следует начинать с установления «необходимого соответствия догме», затем оно должно получить подтверждение со стороны канонической традиции, и только тогда можно будет приступить к рассмотрению вопроса о сопричащении [319]. Согласно этому пункту аргументации, указанные притязания не принадлежат к сфере «истины», так как они не санкционированы канонической традицией. А если притязание не принадлежит к сфере «истины», то возникают сомнения в наличии у такого притязания разумного основания.

Сведя на нет первоначальную значимость предложения Булгакова, Флоровский задается вопросом, способно ли это предложение внести какое-нибудь позитивное начало в дело полномасштабного воссоединения Востока и Запада «с их психологическими и духовными различиями» [320]. В какой-то степени Флоровский допускает возможность применения предложения Булгакова для преодоления психологических различий между Востоком и Западом, но при этом отмечает, что рассматриваемое предложение не дает основания для эффективного преодоления различий духовных. Выдвинутые Флоровским обвинения в [религиозном] исступлении были подхвачены и другими противниками предложения. Как отметил один из членов исполнительного комитета, «данное предложение было необъективным и открывало простор для действий индивидуума, основанных на чувствах и эмоциях» [321]. Тем не менее Булгаков, отвечая на критику оппонентов, продолжал развивать свое предложение.

Полемика между Булгаковым и Флоровским по вопросу о воссоединении вышла за пределы Братства. Она проникла и на страницы печатных изданий. Ключевые статьи, написанные каждым из авторов, помогут нам составить более целостное представление о развернувшейся между ними полемике и об их позициях по отношению к неправославным христианам. Первой увидела свет статья Булгакова «У кладезя Иаковля». С нее и представляется целесообразным начать наше рассмотрение, прежде чем обратиться к ответной статье Флоровского «О границах Церкви» [322]. Меня в этих работах будут интересовать вопросы религиозного права, а именно – что для каждого из этих авторов является истинным источником религиозного права и как они применяют данное право для решения проблемы христианского единства.