Сергей Абашин - Советский кишлак. Между колониализмом и модернизацией

При первом знакомстве с такого рода рассказами бросается в глаза обилие в них мифологических образов и элементов 189 189 Об исторических мифах жителей Аштского района см.: Кузнецов П. Е. О таджиках Наманганского уезда // Известия Туркестанского отдела Императорского Русского географического общества. Т. IX, вып. 2, ч. 1. Ташкент, 1915. С. 1—25; Чвырь Л. А. Об исторических преданиях аштских таджиков // Кавказ и Средняя Азия в древности и раннем средневековье (история и культура) / Б. Литвинский (отв. ред.). М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1981. С. 163–176. . Сюжет разворачивается вокруг свадьбы, что часто происходит в сказках и мифах. Числа семь и сорок обычно используются в качестве сакральных и указывают на некий особенный характер событий или людей: в Средней Азии, в частности, популярны истории о қирқ-чилтан (сорока чильтанах, иногда 41-й — предводитель) или етти-оғайни (семи святых братьях) 190 190 См.: Басилов В. Н. Шаманство у народов Средней Азии и Казахстана. М.: Наука, 1992. С. 246–265; Абашин С. Чилтан // Ислам на территории бывшей Российской империи / С. Прозоров (ред.). М.: Восточная литература, 2006. Т. 1. С. 449–451; Абашин С. Н. «Семь святых братьев» // Подвижники ислама: Культ святых и суфизм в Средней Азии и на Кавказе / С. Абашин, В. Бобровников (отв. ред.). М.: Восточная литература, 2003. С. 18–40. . Мифологичной является далекая и таинственная страна Маджаристан (чаще всего ее ассоциируют с Венгрией), которая нередко встречается в среднеазиатских преданиях, а вот упомянутый Карачай все-таки, наверное, относится к современной импровизации. Со слов одного из моих пожилых собеседников, он слышал историю о сорока мерганах еще в 1930-е годы от одного старика, который говорил, что это случилось 360 лет назад. Последняя цифра явно условная, так как 360 лет — один из популярных циклов в мифологическом восприятии времени и истории.

В предании упоминались соседние кишлаки, с которыми у ошобинцев были особые отношения. Это Алмас, Каркидан, Кара-хитай 191 191 Т. Файзиев писал о жителях Кара-хитая, что они «сознавали свою принадлежность к узбекам, но обособляли себя от курама» ( Файзиев Т. Узбеки-курама (в прошлом и настоящем). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Ташкент, 1963. С. 10); по словам М. Е. Массона, диалект жителей Кара-хитая имеет ряд особенностей по сравнению с диалектами окружающего населения, в быту их немало обычаев, совершенно чуждых последним ( Массон М. Е. Ахангеран: археолого-топографический очерк. Ташкент: АН УзССР, 1953. С. 61). , Лашкарак, все они сейчас находятся на территории Узбекистана: первые два — на территории Наманганской области, а остальные — в Ангренском районе Ташкентской области, за пределами Ферганы, на другой стороне Кураминского хребта. Еще одна интересная деталь: конфликт мерганов (ошобинцев) с пангазцами, то есть жителями соседнего кишлака Пангаз, который является одним из самых больших селений в Аштском районе. Только в одном рассказе этот конфликт переводился в этническую классификацию — как конфликт узбеков и таджиков (Пангаз населяют таджики, или ираноязычное население 192 192 Об особенностях таджикского (иранского) языка этих районов см.: Расторгуева В.С. Очерки по таджикской диалектологии. Вып. 2. Северные таджикские говоры полосы Шайдан — Ашт — Чуст — Кассансай. М.: АН СССР, 1952. ). Правда, это была единственная версия, где при упоминании пангазцев и ошобинцев были добавлены определения «таджик» и «узбек». В остальных, многократно услышанных мной рассказах национальность никак не фиксировалась, а заменялась локальной принадлежностью. Ссылка на Турцию в этом контексте также не была случайной, а служила своеобразным объяснением прежнего самоназвания ошобинцев — турк ( тюрк ), которое фиксировали в том числе архивные источники конца XIX века 193 193 См. Очерк 3. . Жители Ошобы противопоставляли себя не только ираноязычному населению, но и местным тюркоязычным группам, которых называли элат , то есть племена, — так в Фергане, в частности, называли кочевников и полукочевников (ответной кличкой в адрес ошобинцев было «маджары») 194 194 Ошобинцы отличали себя и от кураминцев — особой группы, которая населяла северо-западные предгорья Кураминского хребта и, в свою очередь, представляла собой, как считают этнографы, смесь из различных групп кочевых и оседлых жителей (см: Файзиев Т. Узбеки-курама). .

Мы видим, следовательно, что исторический нарратив ошобинцев имел мифологические элементы, привязку к местной географии и что в нем отсутствовала какая-либо ясная национальная классификация. При этом я хотел бы отметить: все сказанное не означает, что этот нарратив никак не соотносился с реальными событиями прошлого. В памяти людей оставались многие действительные факты, которые получили мифологическую и локальную обработку и в таком виде сохранились.

В одном из рассказов прозвучало, что Ошоба была основана в 1658 году 195 195 В сельсовете я видел паспорт ошобинского кладбища, согласно которому оно возникло в 1601 году. Не углубляясь в детали, добавлю, что местность, которую освоили первые ошобинцы, в древности была населена какими-то другими группами, оставившими после себя погребальные сооружения — курумы (см.: Литвинский Б. Курганы и курумы Западной Ферганы (Раскопки. Погребальный обряд в свете этнографии). М.: Наука, 1972. С. 151). . Автор никак не объяснил, откуда взялась такая точная дата, но она, видимо, очень близка к реальности. В XVI–XVIII веках долина Ангрена и Кураминские горы были ареной многочисленных стычек между различными воинственными группами, которые претендовали на власть в Ферганской долине и в Ташкенте. Среди них были войска Шейбанидских и потом Аштарханидских правителей, казахских султанов, отряды местных племенных вождей и разного рода наемников 196 196 Известен, например, такой факт: «В XVI в. при двоюродном брате Шейбани-хана, Барак-хане, правителе Ташкента, в Ташкенте был отряд турок в 300 человек, вооруженных огнестрельным оружием, и эти турки оказывали существенную помощь Барак-хану в его завоевательных стремлениях в направлении Самарканда и Шахрисябза» ( Семенов А. А. Шейбани-хан и завоевание им империи Тимуридов // Материалы по истории таджиков и узбеков Средней Азии. Вып. 1. Сталинабад: АН Таджикской ССР, 1954. С. 73). . Боевые действия сопровождались перемещениями населения, изгнанием одних жителей и переселением на их место других, поэтому появление в одном из ущелий военного отряда и его силовая попытка утвердиться здесь выглядят в ошобинском предании вполне правдоподобно.

В начале XIX века жители Кураминских гор не только «славились» грабежами караванов, которые шли из Ташкента в Фергану и обратно, но и активно участвовали в междоусобицах. Так, Кураминские предгорья оказались в эпицентре военных действий между кокандским правителем Алимханом и ташкентским правителем Юнус-ходжой. Последний вторгся через Кураму и прошел от Камыш-кургана до Гурум-сарая, где потерпел поражение от кокандцев 197 197 Чехович О. Д. Сказание о Ташкенте // Письменные памятники Востока. Историко-филологические исследования. М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1970. С. 175. . Вскоре после этого Алимхан в очередной раз вторгся через Кураму в ташкентские владения. В это время в Коканде власть захватил его дальний родственник Омар, поэтому Алимхан решил вернуться в Фергану: «перевалив через Кендыр-Даван 198 198 Перевал через Кураминский хребет, связывающий Ферганскую долину с долиной реки Ахангаран, проходивший через селения Шайдан и Бабадархан. В прошлом был основным военным и торговым путем. , хан узнал о том, что <���…> его поджидают в засадах пангазцы, поставленные здесь Омаром и считавшиеся в то время лучшими в Фергане стрелками и охотниками [курсив мой. — С.А. ]»; Алимхан, чтобы избежать засады, через горы вышел к Камыш-кургану, а потом — правым берегом Сырдарьи — к Ак-джару; когда он перешел через реку, то был схвачен и убит 199 199 Наливкин В. П. Краткая история Кокандского ханства. Казань: [б.и.], 1886. С. 99—101. Б. Бабаджанов датирует эти события 1809 годом ( Бабаджанов Б. Кокандское ханство. С. 133, прим. 2). . Хотя в данном эпизоде упоминаются пангазцы, но это, конечно, обычное для того времени перенесение названия крупнейшего населенного пункта — в данном случае Пангаза — на население целого района.