Марта Нуссбаум - Не ради прибыли. Зачем демократии нужны гуманитарные науки

Как уже говорилось, центральной идеей патологии отвращения является разделение мира на «чистое» и «нечистое», то есть конструирование понятия «мы» как образа, лишенного каких-либо изъянов, и понятия «они» как образа, олицетворяющего отсутствие чистоты, зло и заражение. Многие критические размышления о международной политике выявляют остатки такой патологии, ведь люди всегда готовы считать какую-либо группу чужаков грязной и замаранной, и при этом представлять самих себя в ангельском обличье. Сегодня понятно, что это глубоко укоренившееся в человеческом обществе представление подпитывают многочисленные, проверенные веками детские сказки, рассказывающие о том, что все в мире пойдет своим чередом, стоит лишь убить какую-нибудь жуткую и уродливую ведьму (или чудовище) или сварить в ее же собственной печи [26]. Многие современные детские сказки насаждают такое же представление о мире, и мы должны быть благодарны художникам, которые показывают детям, насколько мир в действительности сложен. К примеру, фантастические, сказочные фильмы японского режиссера-аниматора Хаяо Миядзаки предлагают более сдержанный и утонченный взгляд на добро и зло, демонстрируя, что источником вполне реальной опасности могут стать необходимые взаимоотношения человека с окружающей средой. Макс из книги Мориса Сендака «Там, где живут чудовища» («Where the Wings Are») – недавно по ней был снят великолепный фильм – приручает чудовищ, олицетворяющих его собственный внутренний мир, скрытую враждебность и агрессию. Впрочем, эти чудовища не так уж и отвратительны; ведь ненависть человека к страстям, которыми он сам одержим, часто вынуждает его проецировать их вовне, на других людей. Истории, прочитанные нами в детстве, превращаются в важные составляющие того мира, в котором мы живем, уже став взрослыми.

Теперь, поговорив о проблемах; пора обратиться к способам их разрешения. Еще одной стороной внутреннего столкновения является растущая способность ребенка к состраданию и заботе, к тому, чтобы считать другого человека целью приложения своих забот, а не просто средством ее достижения. Со временем, если все идет хорошо, дети начинают испытывать благодарность и любовь к конкретным людям, обеспечивающим их всем необходимым, и научаются видеть мир глазами таких людей. Эта способность к проявлению заботы, к сочувственной реакции и к опоре на воображение является важной частью нашего эволюционного наследия [27]. Считается, что на некоторую степень сочувствия способны различные приматы, а также слоны и, вероятно, собаки. У шимпанзе и, возможно, собак и слонов сочувствие сопровождается эмпатией, то есть способностью к позиционному мышлению, или способностью взглянуть на мир с точки зрения другого существа. Позиционное мышление – не необходимое и, безусловно, не достаточное условие для возникновения сочувствия; садист, например, может обратиться к такому мышлению, чтобы пытать свою жертву. Однако оно более чем необходимо для формирования благожелательных, сочувственных эмоций, которые, в свою очередь, связаны с помогающим поведением. Выдающиеся экспериментальные исследования Ч. Дэниела Бэтсона демонстрируют, что люди, которых просят со вниманием отнестись к рассказу о чьем-либо бедственном положении и при этом поставить себя на место такого человека, гораздо более склонны к сочувственной реакции, нежели те, кого в нейтральной форме просят выслушать тот же рассказ. Проявившие сочувственную реакцию респонденты стремятся помочь нуждающемуся человеку, если им предлагается такая возможность и если помощь не требует слишком крупных затрат [28].

Дети, обладающие развитой способностью к сочувствию или состраданию (такая способность часто развивается благодаря их собственному перспективному эмпатическому опыту), понимают, какое влияние их агрессия оказала на другого человека, и проявляют о таком человеке все большую заботу. Соответственно они начинают чувствовать вину за собственную агрессию и действительно переживают за благополучие другого человека. Эмпатия – не то же самое, что нравственность, однако она может обеспечить основные составляющие нравственности. При проявлении заботы у ребенка возрастает желание сдерживать собственную агрессию, он начинает понимать, что другие люди – вовсе не его рабы, но отдельные существа, имеющие право на самостоятельное существование.

Подобное понимание обычно нестойко, ведь человеческая жизнь представляет собой цепь случайностей, и все мы испытываем тревогу, которая заставляет нас стремиться к большему контролю, в том числе и над другими людьми. Однако позитивное воспитание в семье, к которому позднее добавляется хорошее образование, может научить детей состраданию к нуждам других людей, приучить их к тому, что окружающие их люди обладают такими же правами, как и они сами. Если общественные нормы и доминирующие, общепринятые представления о взрослости или мужественности вступают в конфликт с таким воспитанием, то без трудностей и напряжения не обойтись, однако хорошее образование может побороть подобные стереотипы, дав детям представление о том, насколько важны эмпатия и взаимодействие.

Сострадание субъективно по своей природе. Подобно другим животным, человек обычно испытывает сострадание к тем, с кем он знаком, а не к незнакомым ему людям. Теперь известно, что даже столь простые существа, как мыши, испытывают неприятные физические ощущения в связи с физическим дискомфортом других мышей в том случае, если они ранее жили рядом с этими самыми конкретными мышами [29]. При этом боль, причиняемая неизвестным им ранее мышам, не вызывает у них эмоциональной заинтересованности, являющейся предвестием сочувствия. Таким образом, тенденция к разделению мира на знакомый и незнакомый, вероятно, заложена где-то глубоко в нашем эволюционном наследии.

Порой мы воздерживаемся от сострадания по тем или иным, ошибочным соображениям; например, мы можем незаслуженно обвинять пострадавшего человека в его собственных несчастьях. Многие американцы считают, что бедняки сами виноваты в своей бедности, потому что они ленивы и не желают трудиться, и, как следствие (пусть даже это утверждение и не всегда верно), американцы не сострадают бедным [30].

Отсутствие сострадания может способствовать развитию губительных чувств отвращения и стыда. Если принадлежность к отдельной подгруппе общества принято считать постыдной и отвратительной, то предполагается, что члены такой подгруппы стоят ниже остальных членов общества и разительно отличаются от них; предполагается даже, что они – животные, дурно пахнущие, грязные и заразные. Остальным членам общества оказывается легко поэтому не испытывать к ним сострадания, и, наоборот, им сложно посмотреть на мир с точки зрения таких изгоев. Белые люди, испытывающие огромное сострадание к другим белым, порой обращаются с цветными людьми, как с животными или неодушевленными предметами, отказываются взглянуть на мир их глазами. Мужчины часто обращаются таким образом с женщинами и в то же время испытывают сочувствие к другим мужчинам. Иными словами, одного лишь воспитания сострадания недостаточно для того, чтобы преодолеть силы порабощения и подчинения, ведь само по себе сострадание может соединяться с отвращением и стыдом, укрепляя солидарность элит и тем самым еще более отдаляя их от подчиненных им групп.