Елена Сикирич - Мудрость любви

Вот такое оно, положение вещей. Очень актуально сейчас звучит комментарий на тему современного прогресса, который в середине 60-х годов ХХ века дал Аурелио Печчеи, основатель и первый президент Римского клуба, организации, которая объединила людей из разных стран мира, размышляющих о возможных сценариях и путях развития будущего: «Времена, в которые мы живем, полны угроз и опасностей. Но мы настолько занялись собственными делами, что, в конце концов, утратили представление о сложности окружающего нас мира… В истории трудно найти другой период, когда люди смотрели бы в будущее с такой неподдельной тревогой. В самом деле, это похоже на возврат к Средним векам, когда разум человека был объят страхом перед наступлением нового тысячелетия».

Сейчас, полвека спустя, поводов для оптимизма становится все меньше. Да, поражает равнодушие людей ко всему, что не касается их собственных дел, их собственного маленького мирка, их собственной судьбы. Но все это лишь маска, за которой прячется нечто совершенно другое. Люди нашего времени не такие уж черствые, глухие и слепые, какими кажутся. Ведь до сих пор они продолжают смотреть в будущее с неподдельной тревогой, которая растет не по дням, а по часам. А где есть тревога, там бьется еще живое сердце, которое все прекрасно чувствует, даже если прячется под маской равнодушия. Помимо бесчисленных вопросов, как спастись самому, все чаще звучат – вслух, безмолвно или подсознательно – крики «вопиющих в пустыне»: «Куда мы все идем, куда катится этот мир? Какое будущее ждет наших детей, грядущие поколения – мы как-то обойдемся, а что будет дальше с ними? Не разозлит ли человечество Бога и природу, не вызовет ли на свою голову страдания еще более страшные? Не катимся ли мы к концу света, к краху цивилизации?» Погружаясь в собственные проблемы и беды, которых с каждым днем становится все больше и больше, люди в то же время инстинктивно чувствуют, что весь мир идет «не туда». Они чувствуют, что дело вовсе не в экономике, не в материальных трудностях, что это всего лишь маленькая вершина огромнейшего айсберга мировых бедствий, – и им становится тревожно, страшно за себя, за других, за весь мир.

Мне кажется, что люди не утратили представления о сложности нашего мира и не утратили своей боли за него, а наоборот. Те маски равнодушия, за которыми сейчас прячется большинство, – это, скорее, защитная реакция страусов, которые прячут голову в песок, чтобы ничего не видеть и не слышать, чтобы заглушить отклик сердца и ума на то, что происходит вокруг. Потому что люди сами растеряны и беспомощны, потому что в глубине души всего боятся и не знают, что делать и чем помочь себе и другим.

А если представить миллиарды людей и других существ, живущих на Земле, не как безымянную толпу и не как ненасытную «черную дыру», которая постоянно что-то потребляет, что-то разрушает, кому-то вредит и ничего не понимает, а как единое живое существо, такое же, как любой из нас? И если представить, что это существо имеет свою судьбу, свое тело, ум, душу и сердце, свои достоинства и недостатки, свои испытания и перспективы, свое право на эволюцию и счастье, то у нас нашлось бы гораздо больше поводов для сострадания и гораздо меньше – для осуждения.

А если это живое существо представить посреди исторического вихря нашего времени, посреди суеты и гонки, посреди зла, разрушений, трудностей и неразберихи этого сумасшедшего мира, в котором «маяки добра» выделяются лишь слабым мерцанием… Перед нами предстало бы вовсе не гордое человечество со всей природой в качестве прислуги, а, скорее, большой ребенок и «Великая Сирота». На нас смотрели бы глаза загнанного зверька, до которого никому нет дела, существа, уже одичавшего оттого, что долгое время оно было предоставлено самому себе, и порой агрессивного в своем одиночестве, потому что оно до смерти всего боится и привыкло во всем чувствовать угрозу. С другой стороны, вопреки всем признакам трудного, слишком запущенного ребенка, наша «Великая Сирота» богата талантами, потенциалами, качествами духа и ума и была бы способна на все достижения и счастье этого мира, если бы кто-то думал именно о ней и о ней заботился в первую очередь. И особенно эта «Великая Сирота» нуждается в том, чтобы ее очень любили и очень ей сострадали, чтобы ее учили и наставляли, вместо того чтобы ею манипулировать и использовать в корыстных целях, как это чаще всего и происходит.

Звучит как утопия – но все же… Если бы в нашу эпоху было больше наставников, проникнутых состраданием и любовью к живым существам, а не к цифрам, геополитическим стратегиям, холодным формулам и абстрактному прогрессу; если бы было больше наставников, которые с любовью учили бы, объясняли многие почему, для чего, куда и как; если бы было больше наставников, которых трогали бы живая боль и живое счастье этого мира, а не собственная выгода, – наверное, слова о крушении цивилизации звучали бы с гораздо меньшей тревогой.

О глобальном мировом кризисе говорят уже давно. Звучит огромное количество вопросов (не имеющих ответа), предлагается куча решений (многие из них бесспорно толковые), создаются прогнозы (большинство из них отнюдь не оптимистические). Наверное, вся глубина кризиса в том, что очень редко звучит фундаментальный вопрос: «А как помочь „Великой Сироте“, что могло бы спасти ее? Как показать людям свет в конце туннеля и направить их туда, где этот свет действительно есть?» Это самый сложный из всех вопросов, и то, что нынче он мало кого волнует, усугубляет состояние тупика. Хотя есть такое ощущение, что, если бы мы попытались искать ответ на один только этот вопрос, все остальные, до сих пор остающиеся без ответа, уже бы сдвинулись с мертвой точки.

В последнее время, констатируя и анализируя все проблемы, с которыми приходится сталкиваться всей планете, в описаниях нашей эпохи все чаще звучит еще один термин: Новое средневековье.

Налицо очевидное сравнение со всем тем, что проживала европейская цивилизация в соответствующую историческую эпоху – хотя в наше время термину «средневековье» стали придавать не столько исторический, сколько философский и культурологический смысл. «Так понимаемое средневековье предстает как универсальное явление, как исторический буфер, отделяющий угасание одной цивилизации от зарождения другой – на том же месте… Одна культура не может быть непосредственно замещена другой без того, чтобы на какое-то время не образовался культурный вакуум, сопровождаемый неизбежным в таком случае хаотическим движением органически не связанных между собой культурных фрагментов – обломков старого и своего рода „семян нового“». Такую не совсем обычную трактовку средневековья предлагает Джейн Джекобс. В своей книге «Закат Америки» она пишет: «Средневековье многому может научить именно потому, что дает примеры коллапса культуры, куда более живые и наглядные, чем ее постепенный упадок… Средневековье представляет собой страшное испытание, куда более тяжкое, чем временная амнезия, которой нередко страдают люди, выжившие в землетрясениях… Средневековье означает, что массовая амнезия выживших приобретает постоянный и фундаментальный характер. Прежний образ жизни исчезает в пропасти бытия, как если бы его вообще не было… Средневековье – это не просто вычеркивание прошлого. Это не пустая страница: чтобы заполнить образовавшийся вакуум, на нее многое добавляется».