Вик Тор - Как жить человеку на планете Земля?

Конфуций: Одно слово правды перевесит горы лжи, одна чистая мысль может перевернуть мир. Свет праведного Пути мерцает даже во мраке всеобщего одичания.

Чайна: В этом смысле его тоже можно назвать утопистом, но он утопист, отлично знающий, что хочет не всегда возможного в реальной жизни. К примеру, он понимал, что не может убедить правителя отказаться от силы оружия и уповать только на силу добродетели, когда его царство гибнет под натиском воинственных соседей, что нельзя одним махом избавить общество от застарелых пороков. И хотя над ним даже посмеивались, он утверждал, что политика дается человеку, еще и как великое испытание его духа. Политический идеал может быть утопией, но человек, идущий к нему, в высшей степени реален.

Конфуций: Человечность приходит к людям после того, как совершено самое трудное. Но даже при истинно добром государе должно смениться поколение, прежде чем в мире восторжествует человечность.

Виктор: Да, Конфуций, по большому счету, видимо, был осторожным оптимистом. И эта его осторожность подтверждается и нашим анализом базового чувства, трактуемого как основное в отношениях между людьми при разработке идеальной модели общества, а именно чувства любви человека к человеку, что часто увязывается с идеализацией и превознесением этого чувства. Очевидно, что из любви человека к самому себе рождаются совершенно противоположные устремления его в отношениях с другими людьми. И Гоббс как раз и подчеркивает необходимость гармонизации их через законы. При этом, как видим, появляется и своеобразная трактовка любви, проявляющейся уже и через материальный интерес. Карл Маркс также говорит о корыстолюбии, как фундаментальной страсти человека, в которой своеобразно отображается феномен любви, а именно эгоизм человека.

Маркс:Нам предстоит осмыслить существенную связь между частной собственностью и корыстолюбием, – конкуренция корыстолюбцев и корыстолюбие – маховые колеса политэкономии. Историей движет человеческий интерес, в том числе, а может быть, прежде всего, жажда материального обогащения, рождаемая частной собственностью, как основа всякого иного обогащения. Религия, семья, государство, право, мораль, наука, искусство подчиняются этому всеобщему закону. Все социальное движение находит себе, таким образом, как эмпирическую, так и теоретическую основу, именно в частной собственности, в ее движении, развитии, в экономике.

Виктор: Но в условиях частной собственности нарастает социальный антагонизм, действует принцип как бы антилюбви: «человек человеку – волк». По сути, развиваются идеи Имануила Канта об антагонизмах, как об основном механизме развития человеческой культуры, но при этом усиливается их практически значимое материалистическое звучание. Каков же выход? В поисках выхода молодой Маркс также развивает теорию коммунистического общества. Коммунизм, по его мнению, есть положительное выражение упразднения частной собственности, которая, главным образом, и порождает корыстолюбие, хотя, с другой стороны, и сама порождена этой страстью. Таким образом, делается попытка как бы деонтологизации, или, лучше сказать, купирования, нейтрализации этой фундаментальной страсти. Возможно ли это? Исторический опыт на сегодня вновь опровергает этот вывод.

Платон: Да, действительно, у людей многое зависит от их природой обусловленных страстей. И все же, однако, желанные для нас рода жизни: разумная, мужественная, здоровая. Им противоположны – разнузданная, безрассудная, трусливая, нездоровая. В правильной жизни не надо стремиться и исключительно к наслаждениям (что может увести с верного пути), но и не нужно трусливо избегать страданий (от которых невозможно никогда полностью избавиться), – следует учиться их преодолевать. Надо довольствоваться чем-то средним, поддерживая радостное состояние духа.

Виктор: Возможно, некоторые мысли в этом отношении взял от него и Эпикур.

Гоббс: Да, надо, но это в теории, а на практике – очевидно, что природа устроила именно так, что все люди хотят, прежде всего, добра себе самим. И их нельзя считать дурными за то, что от рождения они стремятся к тому, что им нравится, и бегут от того, что им угрожает, или отражают грозящее им зло. Поэтому неверно считать, что дурные люди являются дурными по природе. И соответствующая деятельность – тоже благо, ибо это есть разумное движение жизни. Душевные аффекты, порождаемые животной природой, сами по себе не являются дурными, но дурными являются, (или признаются в обществе), иногда действия, которые проистекают из них.

Виктор: Таким образом, мы видим достаточно простой, без ложного мудрствования, взгляд на вещи. В чувстве любви выделяется, как ее основа, любовь к жизни, сопрягаемая с разумом. Но остаются сложные вопросы. Ведь не всякая деятельность есть благо. Очевидно, в частности, что сексуальный инстинкт, помимо позитивных воздействий, влечет за собой бесчинства и пороки. Стоит ли через него искать смысл жизни?

Аристотель: Возможно, и стоит, хотя для этого надо глубже осмыслить взаимосвязь тела и души. По-видимому, все состояния души, и позитивные, и негативные, связаны с телом: негодование, кротость, страх, страдание, отвага, радость, любовь, отвращение…и даже мышление не может быть без тела. Но телесность у индивидов – разная. Соответственно, и трактовка различных человеческих устремлений у всех различна. И хотя, когда мы спрашиваем, что есть высшее из благ, осуществляемых в поступках людей, то почти все дают один ответ – счастье, как начало в том смысле, что для него мы делаем все остальное, но понимание счастья у каждого (или у многих) – различное. Счастье – это высшее и самое прекрасное благо, доставляющее величайшее удовольствие и оно для каждого может быть разным.

Августин: Один человек стремится поступить на воинскую службу, желая обрести таким образом свое счастье, а другой по этой же причине стремится всеми силами избежать ее.

Аристотель: При этом появляется много вопросов: понимать ли, в частности, под высшим благом обладание добродетелью или применение ее, склад души или деятельность? Я утверждаю, что чаще всего в жизни благого и прекрасного достигают те, кто совершает правильные поступки. И даже сама по себе жизнь доставляет им удовольствие в таком случае (как на олимпийских играх, где венки получают не только самые красивые и сильные, а все те, кто участвует в состязании, т. е. главное – не победа, а участие). Итак, для счастья главное, по моему мнению, – деятельность согласно добродетели. При этом главными человеческими добродетелями я называю добродетели не тела, а души. И счастьем называю тоже плоды деятельности души.