Владимир Кутырев - Философия постмодернизма

Персона(ж) – эмпирический концепт личности, обозначающий то, что от нее осталось после вычета телесности и выпадения из реальных социальных связей. Личность имеет тело, а персонаж – «тело мысли».

Личность живет в обществе, а персонаж на сцене, в кино или в персональном компьютере, в интернете. При электронной переписке, в виртуальных конференциях участвуют персонажи, часто анонимные, сталкиваются «интенсивности» отчужденных от человека мыслей. Персонажи – это некая активность, наделенная сознанием, или «артикулированное сознание». Они относятся к людям условно, «соотносятся» с ними, притом, если люди захотят их «приписать» себе как существам предметного мира. К поиску прототипов тех или иных персонажей, в случае их преступного поведения, приходится прилагать специальные усилия специальных служб. Их пытаются «натурализовать», очеловечить, но не всегда успешно. В отличие от архаического кино персонажи виртуальной реальности не зафиксированы неизменным образом. Вбирая в себя мысли человека, взаимодействуя с другими чистыми мыслями, они изменяются, развиваются. Делаются попытки полного сканирования содержания сознания с последующим его «культивированием» ради генерирования новых смыслов. Возникает «информационная синергия». Постчеловеческие (постприродные) и постличностные (постсоциальные) персонажи начинают жить собственной жизнью, составляя, если опять вспомнить Ж. Делеза, не «народ-тело», а «народ-мозг», хотя и мозг здесь нельзя понимать буквально. Тем более жизнь. Это точки сборки информации, ее сингулярности, оформленные в качестве «тел без пространства». Все остальное выносится за скобки.

Оценивая постмодернистскую философию как опасную, «снимающую» традиционный вид Homo vitae sapiens, к которому мы принадлежим, надо видеть и другую интерпретацию происходящих процессов. Она даже превалирует. Это их философско-романтическое восприятие как наступление эпохи господства разума. Как возникновение ноосферы. Понятие ноосферы предвосхитило понятие информационного общества и в контексте предвосхищения, отталкиваясь от тупиков индустриализма – идеализировало. Ноосфера представлялась, а многим представляется до сих пор, в виде общества, построенного на прозрачных связях, послушным воле человека, где осуществляются его самые заветные ценности и цели. В сущности это сциентизированный (в духе времени) аналог извечных мечтаний об идеально устроенной жизни, оснований для которых не больше, чем для веры в рай или коммунизм. Никакие действительные тенденции эту счастливую надежду не подтверждают. Реально ноосфера функционирует как техносфера, искусственная среда, экспансия которой ведет к отрицанию условий продолжения бытия человека как естественного социально-исторического существа, превращая его в «уходящую натуру». Характерное для личности напряженное единство тела и духа распадается. Захваченное техносом сознание индивида отрывается от времени и места жизни его тела. Остро встает вопрос об идентичности человека вообще. В виртуальной реальности, когда в воображении и функциональных отправлениях он может обнимать первую красавицу мира, а телесно быть импотентом и разлагаться на диване, информационное и материальное бытие рассогласовываются по всем параметрам. Новая искусственная среда «сканирует», принимает только информационный аспект человека, ввергая его как целостное существо в состояние кризиса. Его индивидуальная идентичность становится видимостью, она еще есть, но «не действительна». По своей сути, а особенно в тенденции она является постчеловеческой. Постчеловеческая среда и соответствующая ей рациональность «переводят», трансформируют человека именно в то состояние, которое адекватнее всего определять как состояние постчеловека.

Понятие постчеловека вливается в ряд уже достаточно широко распространенных «пост»: постмодернизм, постистория, постхристианство, постискусство и т. д. Думается, что в основе всех этих «пост» лежит базисная ситуация перерождения человека, возникновения вместо него чего-то нового, иного, сначала функционально, по свойствам, а потом и субстратно, «по материалу». Недовольные собой люди всегда были не прочь помечтать о новом человеке, о переходе в какое-то более высокое качество. Они хотели стать более могущественными, физически сильными в сказках и мифах; сбросив с себя ветхого Адама возвыситься до бестелесного духа в различных религиозных учениях; ждала нового человека эпоха Просвещения; на практике пытался воспитать его марксизм-ленинизм; «я учу о сверхчеловеке» – провозглашал Ницше. И вот очередная ирония истории. Мечты о новом человеке сбываются, но как всегда превратно: он предстает в виде постчеловека. Встречают его тоже странно: в большинстве случаев «никак», не замечают и не понимают, что происходит; другие, кто сознает ситуацию, говорят и пишут об антропологической катастрофе, но вопрос о причинах и что, кто на самом деле ее несет, обсуждается недопустимо мало. Главное же, сначала незаметно, «в маскхалатах», а теперь все более явно активизируются творцы и апологеты этой катастрофы. Среди людей у человека появились опасные враги.

В мире ничто никуда не исчезает. Лопух на могиле также реален, как живший до него человек. Тем не менее смерть существует. На философском языке она называется потерей идентичности. Разложение предмета, явления, его превращение в нечто новое, для данного предмета означает гибель, независимо от того, превратился он в «низшее» или «высшее». Бороться за его сохранение означает удерживать происходящие в нем перемены в пределах тождественности себе, своей мере и сущности. Кризис, потеря идентичности человека, о чем сокрушаются сейчас в философской антропологии, в переводе на грубую прозу означает кризис, смерть и конец его бытия, распад на «силы» как импульсы энергии, и факторы как материал для какой-то другой целостности.

В научно-технической и фантастической литературе «другого» проектируют давно и без всякого смущения. Но чаще всего не соотнося с реальным человеком. Автотрофы, киборги, бессмертная плазма, сверхразумная плесень и т. п. существуют как бы параллельно жизни людей. В кино, правда, иногда на них нападая. Тому, что эти формы отрицают жизнь вообще, значения не придается. У них своя сфера, у людей своя. Однако когда о замене человека начинают мечтать в рамках философии человека, гуманистики и философии sui generisе, призванной думать и рефлексировать, а не просто изобретать и писать что придет в голову в духе «Grand narrative» (Р. Рорти) как повествования о ничто – это выглядит парадоксально. Казалось бы, такого не должно быть. И до ХХ в. – не было. Объявивший о смерти Бога и противопоставивший ему сверхчеловека Ницше видел в этом возможность более полного раскрытия человеческой сущности. Призывы к собственной смерти могли появиться только в условиях, когда мир, в котором человек всегда жил, перестает быть его домом. Такой мир возникает с появлением микро– и мегареальностей, радиации, излучений и других сред, где люди непосредственно существовать не могут; с появлением сверхсложных нелинейных систем и отношений, которые они не могут понять.