Владимир Кутырев - Философия постмодернизма

В тропической зоне Юго-Восточной Азии обитает крупное земноводное, которое настолько нечувствительно, что когда у него, вылезшего на берег, хищники отгрызают отдельные части туловища, оно неподвижно сидит и никак не реагирует. «Греется на солнышке». Его едят с хвоста, потом боков, а оно, выпучив глаза, продолжает сохранять олимпийское спокойствие (показывали по телевидению на канале Rambler). Не этой ли амфибии уподобляется человечество, когда оно начинает исповедовать философию самоотрицания, оправдывая ее тем, что это современно и актуально?

С разницей, что в тропиках жертву едят представители другого вида, а человек носителей смерти выделяет из себя сам. Эта великая нигилистическая (нигитологическая) революция, «революция всех революций», начавшаяся по историческим меркам недавно, происходит на глазах живущего поколения. Мишель Фуко пророчески сказал, что ХХ в. будет известен как век Ж. Делеза. Возможно, к нему надо добавить самого М. Фуко и Ж. Деррида, а со стороны России Г. П. Щедровицкого как провозвестников и ведущих идеологов постчеловеческой информационной реальности. Это гениальные теоретики и проектировщики, но гениальность не гарантирует благомыслия. Они разрабатывали идеи, которые открывают дорогу в своеобразный информационно-компьютерный рай, конечно не технически, а мировоззренчески, давая ему философское обоснование. Постмодернизм стоит у истоков конструирования некой глобальной антибытийной и антиантропологической дистопии, стремясь как можно быстрее превратить ее в реальность. Человечество борется против расизма и национализма, дискриминации отдельных народов, за всевозможные права, в то время как параллельно отрицается право на само его существование. Выступать против человека как такового, его природной и духовной идентичности сейчас нисколько не опасно. Опаснее, утверждая, что это гибельно, трагично, его защищать. Если кто-то из читателей сочтет подобные аналогии недопустимыми и сомнительными, он должен знать, что отстал от жизни. От богоборческих, противобытийных, антивиталистких и антиантропологических идей основоположники информационизма ни на де(ре)конструктивистском, ни на грамматологическом, ни на трансмодернистском этапе никогда не отрекались, напротив, где косвенно, а где прямо их пропагандировали, к ним призывали.

Людей злит, что правда проста, говорил Гете. К этому можно добавить, что теперь, ради постчеловеческой толерантности, ее просто не хотят знать. Ибо удивительно, как без оценок и споров, словно на обычную тему для «индифферентного философствования университетских профессоров» (К. Ясперс) мировая духовная элита реагирует на самые вызывающие вызовы человеку. Будто не верят в значимость собственного существования, не отдают отчета в практических последствиях того, что предлагается идейно. Допускаются откровенные перверсии мысли, чтобы не видеть казалось бы очевидного, а эпигоны, занятые проблемой «прочтения и истолкования» своих кумиров, не допускают и тени сомнения в их непогрешимости. «Современные авторы, – пишет один из не худших интерпретаторов постмодернизма, – которые еще при жизни начинают принадлежать истории, становясь „вневременными“, представляют собой важный пункт трансформации философской мысли, означающий (как контрапункт в музыке) точку опоры, позволяющую перевернуть устоявшиеся представления о философии и ее назначении в жизни общества. Таков Делез… Вывод Делеза о том, что существование не является чем-то личностным имеет и герменевтический подтекст, так как человек обретает пространство свободы посредством дезавуирования себя как объекта суждения и восприятия власти; утративший субъектность индивид превращается в „отсутствующую мишень“, а его жизнь выводится из-под контроля власти» [34].

После таких пассажей начинаешь действительно понимать, что логика только служанка Ordo amouris – «порядка любви», интересов и пристрастий. Проблема свободы решается тем, что уничтожается ее носитель. «Если у тебя нет друга, тебе не изменит друг. И жена не уйдет к другому, если у тебя нет жены», – так кажется пели герои фильма «Ирония судьбы». Головная боль лечится отрубанием головы. Но головам, которые хотят думать, а не «дезавуировать себя», людям, которые хотят жить, а не превращаться в «отсутствующую мишень», миру, который бы мог длиться, а не становиться «золы угасшъй прахом», в этом случае не до иронии.

Невероятно, но факт. Философия, отрицающая бытие и в конце концов самое себя, распространяется все шире и входит в моду. Впрочем, странно это на первый взгляд. Ведь люди привыкают думать о своих перспективах в понятиях смерти, а не жизни; перед ними как общемировая и критическая стоит задача сохранения оставшейся природы от замены целиком искусственной средой; все, кто не пал жертвой техно-либерализма и кроме того, чтобы потреблять и функционировать – «иметь», хотят чувствовать и жить – «быть», удручены распадом духовности, ее превращением в социотехнологию и говорят об экологии культуры. Дебатирование вопросов о постистории, постискусстве, пострелигии и, наконец, постгуманизме, поневоле заставляет думать о появлении какого-то «после» или «постмира». Достаточно взглянуть на эти процессы совокупно, чтобы получилась общая картина кризиса человеческой бытийности, у которого есть свои носители. В разной степени они были всегда, но всегда им как-то и противостояли. В борьбе с нигилизмом доказывали существование или хотя бы полезность идеи Бога – теодицея; оправдывали Добро как условие смысла жизни (В. Соловьев); К. Поппер заставлял оправдываться историю; сущность экологического движения в отстаивании права природы на самостоятельное существование. И вот последний рубеж, отступив с которого мы, строго говоря, потеряем основание для всей этой деятельности и нашей жизни – само Бытие.

Трудность защиты бытия в том, что кроме его прямых противников, как и противников природы, культуры, человека, полно людей, не отдающих в этом отчета, не понимающих, что они становятся пропагандистами собственной смерти, пятой колонной своего врага. Они искренне не осознают разрушительной роли своих идей. Много ли, помимо фанатиков трансгуманизма, найдется теоретиков, заявляющих: мы против природы – ее надо скорее уничтожить; культура – пережиток, она должна быть ликвидирована; человек устарел – его надо заменить роботами с искусственным интеллектом. Если кто-то так думает, то в большинстве случаев выговаривают подобные мысли косвенно, часто вуалируя их от самих себя. Вуалируют особым языком, усложненной терминологией, скрывающими суть дела оттенками. В философии постмодернизма не говорится об отказе от реальности, ее поглощении языком и текстом – пишут о «деконструкции присутствия»; в ней нет прямого отрицания онтологии – вместо нее вводится «грамматология»; постмодернизм не отвергает истину – критикуется логоцентризм; в нем не отрицается чувственное отношение к миру – обесценивается фонология; он не выступает против человека и гуманизма – дискредитируется антропо– и фаллоцентризм; в нем нет открытой борьбы с философией – атакуется метафизика; и т. д. и т. п. А в сущности это действительно «пост» – постфилософия как составная часть посткультуры, выражающей переход мира из вещно-событийного, предметного в экранное, знаковое, информационно-виртуальное состояние.