Виктор Тростников - Вера и разум. Европейская философия и ее вклад в познание истины

Яркая и драматичная судьба западного мира служит прекрасным подтверждением ещё одной поговорки: «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Его триумфальный ослепительный расцвет, затем постепенное вырождение, прошедшее последовательно три фазы – католическую, протестантскую и постпротестантскую – и, наконец, быстрое угасание, абсолютно логичны. Такой грандиозной, поистине космической, духовной трагедии не разворачивалось в человеческой истории с самого момента изгнания Адама и Евы из рая. Но она была вполне закономерна. Вот причинно-следственная цепочка, ведущая западную цивилизацию к уходу с исторической сцены.

Коготок увяз в XI веке, когда западноевропейская Церковь позарилась на богатство и славу Земного царства, благо они лежали перед нею бесхозные, и изменила своему назначению, тому делу, ради исполнения которого её основал Христос. А дело это очень простое – не в смысле лёгкости исполнения, а в смысле ясности и определённости, – и состоит оно не в подмене Церковью Земного царства, а в правильном с ним взаимодействии. Говоря предельно кратко, Церковь, через таинства, проповедь и организацию повседневной жизни народа, его правильного быта с годичным циклом праздников и богослужений, должна освящать нацию – содействовать тому, чтобы Господь ниспослал на неё Святой Дух, который будет животворить её, делать крепкой, энергичной и мудрой.

Организовывать же её коллективную производственную жизнь – не в компетенции Церкви, этим должно заниматься государство. Такой симбиоз выгоден обеим сторонам, так как здесь Земное царство получает идеальных граждан, а Церковь – защиту и поддержку благодарного ей за этих граждан государства. Западная же Церковь, воспользовавшись распадом Империи, посягнула на выполнение тех функций, которые выполнял кесарь и его чиновники, но к этому она была совсем не приспособлена. Не выстроив никакой разумной системы управления, она просто захватила в собственность чуть ли не треть всей плодородной земли и ввела своих епископов и аббатов в состав местного начальства, заботясь при этом вовсе не о процветании нации, а лишь о том, как сохранить свою власть и свои приобретения. Для этого было необходимо обосновать свою гегемонию теоретически. За это взялся учёный монах доминиканского ордена Фома Аквинский (1225–1274). Он и стал главным философом католицизма , авторитет которого в папской церкви до сих пор является непререкаемым. Это и не удивительно: все его сочинения направлены на доказательство того, что Церковь должна стоять выше государства, а Папа – выше любого светского монарха. Его основными метафизическими постулатами были следующие утверждения: 1) вера выше разума; 2) в Боге сущность и существование совпадают (следовательно, для познания сущности существующих вещей надо подняться к Богу, а отсюда вывод: богословие выше науки, ибо даёт ей ключ к познанию); 3) в Боге сущность и действия совпадают (обоснование филиокве: Отец и Сын имеют одинаковую сущность (единосущны), значит, и их действия одинаковы – Отец испускает Святой Дух, и Сын тоже). В вопросе об универсалиях Фома занял компромиссную позицию: первоначально они возникают в уме Бога и предшествуют вещам, но после воплощения в вещах повторно возникают в умах людей как свойства и эти универсалии существуют post res.

Был ли Фома Аквинский великим философом? Западный мир безоговорочно считает его таковым. Но ведь этот мир начал делаться «западным» именно с принятия католической веры, а Фома является главным идеологом католицизма, так что объективной оценки тут быть не может. Если же подходить беспристрастно, надо констатировать, что никакого ноу-хау в его сочинениях нет, что собственный, оригинальный вклад Аквината в познание истины примерно равен нулю. Это был человек огромного интеллекта и необъятной эрудиции, который мастерски, а точнее – гроссмейстерски выполнил никем не сформулированный, но висевший в воздухе политический заказ оправдать папоцезаризм. Надо признать, что выполнил он его блестяще. Фома создаёт иллюзию, будто для него главное – онтология, бескорыстные поиски космологической и богословской истины, и, чтобы сделать эту онтологию убедительной, он заимствует её у Аристотеля, чей рационализм становился для европейского человека, втягивавшемуся в апостасию (отпадение от Бога), гораздо понятнее поэтической фантазии Платона. Такому виртуозу софистики, как Фома, совсем не трудно было облечь схемы Стагирита, касающиеся формы и субстанции, атрибутов и акциденций, неподвижного, двигателя и четырёх начал, в одежды теологии, что он и сделал. А учение о примате духовной власти над светской вытекало из его онтологии как бы само собой. Так что любители чётких оценок могли бы сказать о Фоме Аквинском так: это не был великий философ, но он достоин громкого титула «философ католицизма».

Несмотря на отчаянные усилия Церкви сохранять господство, во всей Европе начали расти антицерковные настроения. Не помогла и инквизиция, которая в период с 1481 по 1808 год подвергла репрессиям около трёхсот тысяч человек, из них более тридцати тысяч сожгла. Раньше всего эти настроения проявились у темпераментных итальянцев, которые уже в XIV веке стали инициаторами литературно-художественного движения, получившего название «гуманизма», под которым понималось освобождение человеческой личности от гнёта церковников. В самом раннем произведении этого рода, «Декамерон», его автор, Боккаччо, изображает католических монахов хищными, корыстолюбивыми, похотливыми и невежественными паразитами общества. Но это была только проба сил.

Главные ресурсы антиклерикализма накапливались в быстро развивающейся в промышленном, торговом и научном отношении Северной Европе, где вмешательство Церкви во все эти виды активности становилось невыносимым. Даже в XVII веке, когда вот-вот должен был появиться Ньютон, папские власти устроили судебный процесс над Галилеем, ставший для католической Церкви не меньшим позором, чем инквизиция. Действительно, утверждая, что в центре планетной системы находится не земля, а Солнце, Галилей не открывал никаких америк, а просто высказывал прописную для всех специалистов истину, которую уже за сто лет до него возвестил Коперник. Но Церковь продолжала настаивать на том, что лучше любых астрономов знает, что вокруг чего вертится, и силой заставила Галилея отречься от гелиоцентрической системы.

В общем, к началу XVI века север Европы представлял собой для католицизма пороховую бочку, в которую нужно было только бросить искру. И она была брошена.

31 октября 1517 года настоятель католического храма в саксонском городе Виттенберге прибил к церковным дверям обращение к прихожанам, в котором содержалось 95 возражений против продажи индульгенций. Этого священника звали Мартин Лютер (1483–1546). У храма собралась толпа народа, возбуждение, вызванное воззванием, нарастало. Прочитав его, многие прямиком отправились к папскому представителю Тецелю, у которого ещё вчера покупали индульгенции, и стали возвращать их, требуя деньги назад. Для Церкви, сказочно обогащавшейся за счёт торговли индульгенциями, это был опаснейший прецедент. Когда Тецель вернулся в Рим и доложил о случившемся Папе, тот понял, что крамолу нужно подавить в самом зародыше, и вызвал к себе Лютера якобы для разбирательства, а на самом деле для расправы. И что самое удивительное, Лютер отправился пешком в Рим. К счастью, друзья перехватили его на дороге и сказали ему: наивный человек, ты же оттуда не вернёшься! Он послушался их и отправился обратно в Виттенберг. Тогда Папа попытался арестовать его и доставить в Рим под конвоем, но не тут-то было: немецкие курфюрсты, которым давно уже надоела постоянная опека Церкви, прикрыли диссидента, заявив: руки прочь от нашего Лютера! Его выступление, дескать, носит богословский характер, вот и опровергайте его точку зрения богословскими аргументами, а не затыкайте ему рот.