Александр Ивин - Обнаженность и отчуждение. Философское эссе о природе человека

Ю. Хабермас, подчеркивающий, что буржуазная идеология все более теряет характер мировоззрения, общего представления о мире, истории и человеке, отмечает постоянное размывающее воздействие на эту идеологию научных и близких им традиций: «Буржуазные идеологии – это уже остатки мировоззрений, которые временно убереглись от несущих на себе печать элиминации требований устраниться, исходящих из политико-экономической системы и системы науки. Между тем четко прослеживается подобное размывание традиций: когнитивное притязание постичь реальность уступает место постоянно меняющимся популяризаторским обобщениям данных науки и искусства, которое в десублимированном виде переходит в жизнь. Отпочковавшиеся от теоретических объяснений верования и моральные представления субъективируются и существуют вне научного признания. В настоящее время не существует эквивалента для функционального обеспечения идентичности, которое выполняла ныне разрушающаяся традиционная система мира» [230].

Систематичность и твердость коммунистической идеологии дают возможность легко оценивать малейшие отклонения от нее и доводить ее до уровня лозунгов, широко внедряемых в повседневный обиход («Наша цель – коммунизм!», «Народ и партия – едины!» и т. п.). Но эти же особенности данной идеологии, из здания которой нельзя вынуть ни одного камня, в периоды кризиса коммунистического общества оборачиваются ее недостатком: как только начинаются подвижки, она обрушивается едва ли не вся сразу. Если буржуазная идеология динамична и способна воспринимать критику, то коммунистическая идеология чрезвычайно статична, боится не только критики, но даже идущих сверху попыток приспособить ее к новым обстоятельствам социальной жизни.

Двумя главными линиями оппозиции коммунистической и буржуазной идеологий являются: равенство против свободы и защищенность против неустойчивости и риска. Эти линии представляют собой одновременно два основных направления противостояния коллективистической и индивидуалистической идеологии вообще.

Коллективизм обещает своим индивидам в первую очередь равенство и социальную защищенность. В отношении индивидуальной свободы он ограничивается туманными заверениями насчет «новой свободы», которая якобы едва ли не автоматически последует за проведенным последовательно и до конца равенством. Свобода не является приоритетной ценностью коллективизма. Он добивается не свободы, а освобождения, и в первую очередь освобождения от эксплуатации, основанной на имущественном неравенстве. Что касается нестабильности положения индивидов и риска, дающего каждому из них возможность испытать свою судьбу, то коллективизм явно предпочитает неустойчивости и риску минимальную, но твердо гарантированную защищенность.

Защищенность, обещаемая современным коллективизмом, и в частности коммунизмом, и защищенность, обеспечиваемая современным капитализмом, исходят из разных принципов. Ф. А. Хайек пишет об этом: «… Надо с самого начала различать два рода защищенности: ограниченную, которая достижима для всех и потому является не привилегией, а законным требованием каждого члена общества, и абсолютную защищенность, которая в свободном обществе не может быть предоставлена всем и должна выступать в качестве привилегии… Таким образом, речь идет, во-первых, о защищенности от тяжелых физических лишений, о гарантированном минимуме для всех и, во-вторых, о защищенности, определяемой неким стандартом, уровнем жизни, о гарантированном относительном благополучии какого-то лица или категории лиц. Иными словами, есть всеобщий минимальный уровень дохода и есть уровень дохода, который считается «заслуженным» или «положенным» для определенного человека или группы… В обществе, которое достигло такого уровня благополучия, как наше, ничто не мешает гарантировать всем защищенность первого рода, не ставя под угрозу свободу» [231]. Защищенность второго рода требует централизованного планирования и является опасной для свободы.

Современная Россия уходит от коммунистического, закрытого общества, и ее идеология носит отчетливо переходный характер. Не прекращающиеся и сейчас попытки создать некую «общенациональную идеологию» и новую систему ценностей, которую могло бы принять на свое вооружение государство, во многом попытки стимулируются туманными, но все еще распространенными представлениями об особом величии России и уникальности ее исторического пути. Предполагается, что новая, уже не коммунистическая, идея консолидирует общество, и поэтому ее следует едва ли не насильственно внедрять в умы людей.

В царской России консервативные силы навязывали в качестве национальной идеи «самодержавие, православие, народность». Известно, к чему привела царский режим эта идея – к социалистической революции. Теперь в качестве национальной идеи предполагается что-то подобное триаде «государственность, православие, патриотизм». В сущности, ничего нового в сравнении со старым консерватизмом в этой троице нет: та же «вертикаль власти», во главе которой стоит авторитарный правитель, то же косное, не способное к реформам православие и, наконец, то же ожидание восторженного одобрения народом проводимой верхами политики.

Все это противоречит постепенно формирующейся в России идеологии современного, постиндустриального общества. Последнее является светским и не пытается опереться на религию. Оно выдвигает на первый план не государство, а гражданское общество и свободную личность. Оно не истолковывает патриотизм как всеобщее любование действиями правящей верхушки и всем тем, что есть в собственной стране, независимо от того, хорошее это или плохое. Попытка навязать столь примитивную и несовременную идеологическую схему в качестве ядра «общенациональной идеологии» способна только затормозить развитие страны.

Коль скоро Россия начала движение по пути к современному постиндустриальному обществу, никакой «национальной идеологии» как четко сформулированной доктрины не может быть. Новая российская идеология складывается стихийно и постепенно, и она окажется, как и всякая посткапиталистическая идеология, почти что незаметной.

Подводя итог обсуждению ближайшего будущего России, необходимо подчеркнуть те основные задачи, которые стоят теперь перед страной.

Вопрос о возвращении ее к коммунистическому устройству общества отпал окончательно и в обозримый исторический период не будет всерьез обсуждаться даже в теоретическом плане. Вместе с тем десятилетия застоя и разложения коммунизма, а затем неудачно проводившиеся реформы привели к существенному ослаблению страны.