Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Я не продолжаю, так как слишком долго было бы говорить, насколько образованность не просто полезна, но необходима для тех, кто главенствует и правит; не стану описывать, как ею украшается государство. Мы, Альберти, вынуждены предать забвению – так сейчас распорядилась наша фортуна – наши прежние славные деяния, полезные для государства, известные и одобренные согражданами; [здесь, на общественном поприще] хорошо потрудилась наша семья, насчитывавшая великое множество образованных и мудрых людей, которыми всегда славилась семья Альберти по сравнению со всеми другими. Если есть какая-то вещь, которая вместе с воспитанностью была бы прекрасна, или которая являлась бы великим украшением человеческой жизни, или которая приносила бы семье расположение [других], влияние и известность, то наверняка ею является образованность, [ибо] без оной никого нельзя считать истинно воспитанным человеком, без оной редко кого можно назвать счастливо живущим, без оной даже невозможно помыслить совершенной и прочной семьи. И мне приятно похвалить здесь, Адовардо, в присутствии этих молодых людей образованность, которую они почитают в высшей степени. И конечно же, Адовардо, я полагаю, что образованность нравится и тебе, мила и твоим родичам, полезна же она всем людям и весьма необходима при любых условиях жизни.

Словом, пусть отцы побуждают детей к весьма прилежному занятию науками, пусть обучают их правильно разуметь и писать, пусть не думают, что обучили их, если те не целиком овладели чтением и письмом. И, пожалуй, почти одно и то же – плохо знать что-то и совсем этого не знать. Далее, пусть они изучают арифметику, а заодно также и геометрию в той мере, в какой она может быть полезна; обе эти науки посильны и привлекательны для детского ума и могут весьма сгодиться во всяком деле и возрасте. Потом пусть вновь наслаждаются поэтами, ораторами, философами. Особенно же надо следить за тем, чтобы у ребят были неравнодушные преподаватели, добрым нравам наставляющие их в не меньшей мере, чем наукам. Для меня было бы важно, чтобы мои [дети] привыкли к хорошим авторам, изучали грамматику по Присциану и Сервию [Онорату], близко знакомились не с [разного рода] извлечениями и популярными пересказами, но прежде всего с [Марком] Туллием, [Титом] Ливием, Саллюстием, у которых замечательные и выдающиеся писатели с самого начала обучения постигали совершенство красноречия и великое изящество латинского языка. С умом, как говорится, обстоит так же, как и с сосудом: если заполнишь его однажды дурной жидкостью, он затем навсегда сохранит в себе ее запах. Посему нужно избегать всех этих неумелых и грубых писателей и следовать за теми, кто приятен и сладостен, имея их под рукой, постоянно перечитывая и декламируя, заучивая на память. Я не отрицаю учености какого-либо знающего и обстоятельного писателя, однако больше предпочитаю хороших писателей, и поскольку их в изобилии, мне не нравится, чтобы обращались к плохим. Латинский язык следует искать, у кого он чист и совершенен; у других авторов пусть черпают другие науки, коими те занимались.

И да будет известно отцам, что образованность никогда не бывает во вред: напротив, в любом деле она всегда приносит немалую пользу. Каждый из большого числа образованных людей, коими, конечно же, наш дом был славен, в силу своей образованности оказывается чрезвычайно пригоден к [различным] другим занятиям. А насколько осведомленность в науках всегда всем помогала в стяжании славы и предприятиях, сейчас нет нужды рассказывать. Не надо думать, Адовардо, будто я хочу, чтобы отцы держали детей постоянно, словно галерников, за книгами; напротив, я за то, чтобы молодые люди в мере, потребной для восстановления сил, устраивали развлечения. Но все их игры да будут мужественными, благопристойными, не заключающими в себе ничего порочного и предосудительного. Пусть занимаются теми похвальными упражнениями, кои употребляли благородные люди древности. Почти ни одна игра, при которой нужно сидеть, мне не кажется достойной мужественного человека. Людям пожилым, пожалуй, какая-то и дозволительна, шахматы и им подобные развлечения для подагриков, но никакая игра без упражнений и физической нагрузки (fatica) мне не представляется приличествующей для здоровых людей. Пусть они оставят юношей, не желающих [ничего делать], пусть оставят женщин, которые [только и знают] сидеть и предаваться лени, сами же займутся упражнениями, развивают тело и все его члены: пусть метают стрелы, ездят верхом и участвуют в других мужественных и благородных состязаниях. У древних была в чести стрельба из лука, и правители находили удовольствие в том, чтобы появляться на публике с луком и колчаном, хорошее владение которыми писателями вменялось им в заслугу. Сказано о великой искусности в стрельбе из лука цезаря Домициана [169], будто бы он, используя в качестве цели поднятую руку [поставленного поодаль] мальчика, пускал стрелы с такой меткостью, что они проходили в промежутки расставленных пальцев. Среди нашей молодежи распространена игра в мяч, известная издревле и развивающая ловкость, коя заслуживает одобрения в человеке благородного звания. Мячом часто забавлялись великие государи, и среди прочих Гай Цезарь, очень любивший эту превосходную игру: он так, пишут, ею увлекался, что, [однажды] проиграв Луцию Цецилию сто [сестерциев], дал ему пятьсот [170]. На это Луций сказал ему: «Что ты мне дал бы, если бы я играл только одной рукой, а не двумя, и ты остался бы доволен?» Также и Публий Муций [Сцевола], и Октавиан Цезарь, и Дионисий – царь Сиракуз, и многие другие именитейшие люди и государи, коих было бы долго перечислять, имели обыкновение заниматься упражнениями с мячом. Мне было бы по душе, если бы молодые люди упражнялись в верховой езде, в обращении с оружием, умели бы скакать, преодолевать препятствия, вовремя останавливать коня, – дабы в случае необходимости послужить отечеству против его врагов. С целью пристрастить молодежь к воинским занятиям древние устраивали троянские игры, великолепно описанные Вергилием в «Энеиде» [171]. Среди государей римлян были удивительные наездники. Цезарь, по рассказам [172], пускал коня во весь опор, заложив руки за спину. Помпей, будучи шестидесяти двух лет от роду, на полном скаку метал дротики, вытаскивал и вновь вкладывал в ножны меч [173]. Мне бы также хотелось, чтобы наши ребята сызмальства начинали вместе с науками обучаться сим упражнениям и благородным навыкам, не только нужным в жизни, но и похвальным: верховой езде, фехтованию, плаванию и всем подобным вещам, незнание которых часто вредит в зрелом возрасте. И если ты поразмышляешь над этим, то обнаружишь, что все названные мною вещи необходимы для нужд гражданской жизни и таковы, что в юном возрасте их без большого труда и весьма быстро осваивают, в зрелом же – им, пожалуй, полагается быть среди первых доблестей.