Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Адовардо . <���…> Но предположим, Лионардо, у тебя есть дети. Скажи, когда они, взрослея, стали бы, как ты и хотел бы, скромными и послушными и ты бы усомнился, как часто бывает, лишь в том, что ребенок твой не в полном соответствии с твоим желанием способен и пригоден к той высокой доблести и похвальным занятиям, кои, по словам Лоренцо, могут доставить семье славу и благополучие, – какими тогда были бы твои мысли? Не может каждый быть Лионардо, или мессером Антонио, или мессером Бенедетто. Кто вроде тебя выкажет природную расположенность и приверженность ко всем похвальным вещам? Обо многих вещах больше любят говорить, чем делать. И верь мне, Лионардо, у отцов есть другие, более сильные [печали]; сия, пожалуй, может показаться незначительной, но она, конечно, не из легких печалей и тягот, ибо все время ты терзаешься страхом, как бы не выбрать и принять дурное решение.

Лионардо . Если бы у меня были дети, несомненно, я бы думал о них, но думы эти не были бы печальными. Прежде всего меня заботило бы, чтобы дети мои росли в благонравии и добродетели и любое занятие, пришедшееся им по вкусу, понравилось бы и мне. Всякое занятие, если оно не бесчестно, не будет во вред благородной душе. Занятия, приносящие честь и славу, свойственны людям достойным и благородным. Согласен с тобой, что никто не способен на [все] то, чего хотели бы [от него] отцы; но мне больше по нраву тот, кто преследует вещи, которых он мог бы достичь, нежели тот, кто устремляется к непосильному для него. Кроме того, считаю, что больше заслуживает одобрения тот, кто, пусть и не преуспев во всем, [к чему стремился] делал все, на что был способен, нежели тот, кто ничем в жизни не занят, ленив и бездеятелен. Старая поговорка, часто звучащая в разговорах, гласит: «Бездеятельность – кормилица порока». Тяжело и неприятно видеть тратящего попусту время, вроде того ленивца, который на вопрос, что заставляет его, словно приговоренного, целый день сидеть или лежать на лавках, ответил: «Я хочу разжиреть». И всякий, слышавший ответ, ругал его и просил оставить свиньям сие занятие, дабы по крайней мере была от этого какая-то польза. Таким образом, ему справедливо было показано, что ленивым быть еще хуже, чем свиньей.

Более того, Адовардо, сколь богат и знатен ни был бы отец, ему непременно следовало бы подумать о том, чтобы сын усвоил не только заслуживающие похвалы добродетели, но и какое-нибудь ремесло не из числа низких, дабы при неблагоприятном повороте фортуны он мог бы достойно прожить трудом своих рук. Неужели непостоянство фортуны в этом мире столь нечасто и столь незначительно, чтобы мы посмели усомниться [в возможности] несчастливых обстоятельств? Разве не видели в Риме, как сын македонского царя Персея [174]трудился в мастерской, перепачканный с ног до головы, и платой за свою работу едва-едва удовлетворял свои нужды? Если переменчивость вещей может вот так сына великого и могущественного царя ввергнуть в крайнюю бедность и нужду, то нам, частным людям, как и правителям, весьма необходимо предусмотреть всякий поворот фортуны. И если никто из наших никогда не занимался каким-либо ручным ремеслом, то благодарить за это надо фортуну и постараться на будущее, чтобы оно не потребовалось. Мудрый и предусмотрительный кормчий, дабы выстоять, случись буря, имеет парусов, канатов и якорей в большем запасе, чем их нужно при хорошей погоде. Словом, пусть отцы проявят заботу о том, чтобы дети полюбили какое-то занятие из наиболее похвальных и полезных. И в нем пусть они прежде всего ищут достоинство, потом исходят, зная ребенка, из того, чтобы он скорее мог трудом своим и умом снискать немалое одобрение.

Адовардо . Это, Лионардо, одна из тех вещей, которые отцам часто смущают души, так как им известно, сколь многим опасностям и случайностям подвергаются юные и младшие члены их семьи; и им хотелось бы иметь на все случаи прекрасное и действенное средство. Но бывает нередко, что дети всякий совет отклоняют вызывающе и заносчиво, и как бы отцы ни старались, они не в силах помочь. И очень часто из-за перенесенных тягот, из-за бедности случается отцам возбранять для своей молодежи те благородные искусства и упражнения, занятие которыми обещало детям славу и одобрение. Отчего, в душе мы, отцы, постоянно испытываем большой страх, то как бы сын не отказался следовать добрым наставлениям, благодаря которым он, став взрослым и живя по своей воле, будет настойчивее в достижении своих целей и увереннее в своих силах, то как бы фортуна не прервала начатый им путь к известности и величию. Словом, если кто постоянно терзается в себе всеми этими подозрениями и кто все время опасается переменчивости фортуны и нравственной нетвердости молодых людей, подобно отцам, тревожащимся за детей, то как можно приписывать ему радость или называть его счастливым?

Лионардо . Я не понимаю, Адовардо, почему у заботливого отца могли бы быть заносчивые и дерзкие дети, если только ты не имел в виду, что он начал проявлять заботливость не раньше, чем сын его стал совсем порочным. Если отец будет всегда бдителен, будет стараться предупредить появление пороков и ревностно искоренять их, увидя, что они уже произросли, и будет осторожен и предусмотрителен, чтобы не дожидаться, когда порок станет столь великим и столь бросающимся в глаза, что пятном бесчестия он мог бы покрыть и очернить весь дом, то, определенно полагаю, такому отцу не придется подозревать детей в заносчивости и неповиновении. И если все же порочность по нерадению и бездеятельности отца произрастет и пустит глубокие корни в одном из его отпрысков, то, по моему мнению, ему ни в коем случае не нужно от него отказываться, чтобы не причинить ущерба своему благосостоянию и доброму имени. Он не удалит, не прогонит сына от себя, как делают иные во гневе и раздражении, так что молодые люди, исполненные порочности, любящие своевольничать, во всем испытывающие нужду, предаются вещам гадким, гибельным, позорящим их и их близких. Но прежде всего отец семейства будет внимательно и заботливо выявлять всякое возгорание порочных страстей в каждом своем ребенке и сразу же примет меры к тому, чтобы загасить все искорки порочности, ибо позже потребуется больше труда, боли и слез для ликвидации разбушевавшегося пламени.

Существует поговорка: «Лиха беда начало». Пусть отец с самого раннего возраста начинает наблюдать и замечать, куда влечет сына, и пусть запрещает ему следовать по пути, который малопохвален и небезопасен. Пусть родители не допускают в детях раздражительности, не позволяют им усваивать всякого рода дурные и бесстыдные нравы. Пусть отцы стараются всегда выглядеть именно отцами, предстают не ненавистными, но строгими, не чересчур добродушными, но человечными. И каждый отец пусть помнит, что власть, держащаяся на силе, всегда менее прочна, чем та, которая основана на любви. Никакой страх не может длиться слишком долго, любовь же длится очень и очень долго. Со временем страх убывает, любовь день ото дня непрерывно растет. Итак, кто будет столь безумен, чтобы полагать необходимым выказывать себя во всех отношениях суровым и строгим? Строгость без человечности возбуждает скорее ненависть, нежели почтительность. Чем более человечность снисходительна (facile) и чужда всякому жестокосердию, тем более она заслуживает благорасположения и доброго отношения. Я не говорю о внимательности, каковая, сдается, более приличествует нраву тирана, чем отца, – показывать, что слишком вникаешь во все. Эти строгость и суровость способны наполнить молодых людей негодованием и злобой по отношению к старшим куда больше, нежели послушанием. И благородные души усматривают зло для себя, если обходятся с ними не как с сыновьями, но как с рабами. Иногда старшим лучше на что-то закрыть глаза, нежели не исправлять то, что они явно знают. И менее вредно для ребенка, если он думает, что отец не ведает о чем-то, чем если он убедится в отцовском попустительстве. Кто приучается обманывать отца, еще легче будет злоупотреблять доверием чужих людей. Всеми силами, итак, пусть отцы постараются, чтобы младшие уважали их и вблизи, и на расстоянии. Прежде всего этому будет способствовать внимательность. Благодаря ей тебя всегда будут любить и почитать твои [домашние] [175]. Все же если отец теперь в награду за прошлое свое небрежение ими обнаружит, что кто-то вырос негодяем, пусть он в душе своей положит скорее не называть того сыном, чем видеться с ним – дурным и бесчестным человеком. Наши превосходные законы, обычаи нашей страны, мнение всех добрых мужей предусматривают в этом плане подходящее средство. Если сын твой не желает тебя иметь отцом, ты вправе отказаться иметь его сыном. Если он тебе как отцу не повинуется, будь с ним несколько суровее, чем с тем, кто послушен. Скорее предпочти наказать негодника, чем бесславить дом. Меньше горюй, когда кто-то из твоих [детей] заточен в темнице и в оковах, нежели когда недруг твой [176]на свободе, находится ли он дома или вне его, позорит тебя перед всеми. Великим твоим недругом станет тот, кто будет доставлять тебе боль и печаль. Конечно же, Адовардо, кто вовремя и не жалея внимания будет заниматься своими детьми, как ты твоими, тот ни в каком возрасте не увидит от детей своих ничего иного, кроме большого уважения и почтения, всегда будут приносить они ему удовлетворение и радость. Добродетель детей – в отеческих заботах; столько в детях благонравия и почтительности, сколько отцы и старшие желают того. Послушания и повиновения детей старшим не убавится, если не возрастут бездеятельность и нерадивость самих старших. <���…>