Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Впрочем, поскольку мы до сих пор рассуждаем относительно заботы о теле, следует привести на этот счет сжатое суждение Платона. Он желает уступать [желаниям] тела только для того, чтобы оно могло служить философии. Сказано, на наш взгляд, благоразумно, если в стремлении к философии содержится и забота о государстве. <���…> Те, кто старательнее всего заботятся о теле, а душой, которая должна пользоваться услугами тела, пренебрегают, ничем не отличаются от тех, кто со всей тщательностью ищут повсюду возможность приобрести музыкальные инструменты, а искусство же, ради которого приобретают музыкальные инструменты, презирают. [Душу же] напротив, надо оберегать: в самом деле, страсти тела надлежит сдерживать и укрощать как некоего бешеного зверя и безрассудные порывы его, направленные против души, смирять уздой разума. <���…> В еде надо заботиться только о том, чтобы телу доставлять необходимое, дабы могло оно заниматься какой-то работой. Словом, желудку надлежит давать пищу не для наслаждения, а для питания. А те, кто думает всегда об обеде и поварах и ради пиров обшаривает земли и моря, угнетен жалким рабством и платит тяжелейшую дань господину. Надо следить, чтобы ты не старался воздавать больше телу, чем благу души; и позорно будет правителю из-за чрезмерной заботы о теле казаться изнеженным. Потребно соблюдать во всякой одежде опрятность, которая не была бы неприятна и слишком тщательна; избегай, однако, дикой и бесчеловечной неаккуратности.

Завершив кратко то, что мы считали необходимым высказать о теле, поспешим сказать о воспитании души. В отношении этой вещи мы хотим убедить тебя, что из того, чем владеют люди на земле, нет ничего более ценного, чем интеллект. Прочие блага человеческой жизни ничтожны, даже недостойны горячего к ним стремления. Прекрасно благородство, но это благо чужое, ценны богатства, но ими владеет судьба, привлекательна слава, но непостоянна, красота пристойна, но бренна и длится малый срок. Желанно здоровье, но всецело подвержено переменам, жаждут сил, но из-за болезни или старости они легко приходят в упадок [246]. Нет ничего превосходнее интеллекта и разума. Их не уничтожат никакие нападки судьбы, не разрушат никакие козни. И хотя все остальное со временем убывает, знание и рассудительность к старости умножаются. Война отнимает и уносит все вещи одну за другой, но она не может похитить образования. Когда Деметрий, захватив Мегару, разрушил ее до основания, он спросил у философа Стильпона, рожденного там, не лишился ли он чего-то из своего имущества. Совершенно ничего, ответил ему Стильпон, ведь добродетель не может быть добычей на войне. И Сократ считал так, когда его спрашивал Горгий, счастлив ли был персидский царь: «Не знаю, – говорит, – насколько он добродетелен и образован. Потому что именно в этих качествах, а не в благах судьбы, должно заключаться блаженство» [247]. Обрати внимание на это высказывание и запомни его, король Владислав, богатейший в будущем; сколь бы величайшее государство тебе ни причиталось, ты, однако, не сможешь называться счастливым, если не будешь наделен добродетелью и богат благами души больше, чем судьбы. Ведь царства и богатства принадлежат их обладателям не более, чем каждому, но, как в мирской игре, переходят то туда, то сюда. Только добродетель и для живущего и для умершего постоянна. В неблагоприятных либо в благоприятных делах мы должны прибегать к философии, которая есть наука о добродетели; ее ревнителями подобает быть прежде всего правителям. Многие вещи потребны правителю, который, по мнению Аристотеля, есть как бы одушевленный закон [248]. Велико бремя власти, поскольку властитель должен заботиться не только о себе, дабы пребывать в благополучии, то также и о народе, дабы надлежащим образом управлять доверенным ему множеством людей – посредством справедливости, на пути благоденствия и мира. Ибо написано, что царь неразумный разорит народ, мудрый же обогатит государство…

Полагаем, ты уже убежден, что занятия философией будущему правителю необходимы. Философия же – мать всех искусств (Платон называет ее даром, Цицерон – изобретением [людей]) – вряд ли может быть легко воспринята без обучения. Она наставит тебя прежде всего в богопочитании, затем в человеческом праве, которое положено в основу человеческого общества, душу твою наставит в скромности и удалит с нее, словно с глаз, пелену, дабы ты видел все – высочайшее, первое, среднее, низшее. Кто в таком случае не пожелает старательно заниматься наукой, из которой воспринимается столь великий плод, в которой есть знание добра и зла, которая нам сообщает о прошлом, руководит настоящим, представляет будущее! Без науки всякий возраст слеп. И невежественный государь не может обходиться без чужого руководства. И так как дворы королей полны льстецов, кто скажет правителю истину? Разве не полезно властителю знать науку, чтобы в книгах философов самому для себя установить истину? В самом деле, Деметрий Фалерей советовал царю Птолемею приобретать и прочитывать книги о государстве и власти. Ибо то, о чем не дерзают увещевать царя друзья, можно отыскать написанным в книгах.

Е. Garin . Il pensiero pedagogico dell’ Umanesimo. Firenze, 1958. P. 198–224.

Бальдассаре Кастильоне(1478–1529) родился в знатной, но небогатой дворянской семье близ Мантуи. В юности Кастильоне получил превосходное гуманистическое образование в Милане; там же при дворе Людовика Моро и Беатриче д’Эсте он впервые познакомился с обычаями светской жизни высшего общества. Изысканные манеры, большая эрудиция, тонкий артистический вкус, личное обаяние позволяют ему легко сходиться с людьми и способствуют его придворной карьере. В числе его друзей и близких знакомых не только отпрыски старинных именитых родов, владетельные особы, «князья церкви», но и наиболее яркие представители культуры и искусства Италии первых десятилетий XVI в. – Пьетро Бембо, Бернардо Биббиена, Якопо Садолето и, конечно, Рафаэль, оставивший нам замечательный живописный портрет Кастильоне, с которым его связывали отношения сотрудничества и общность эстетических устремлений. Долгие годы Кастильоне состоит при различных государях Италии, в 1524 г. он приглашен на службу к папе Клименту VII и в качестве апостолического нунция направляется к императору Карлу V в Толедо, где умирает в 1529 г.

Немногим ранее, в 1528 г., в Венеции выходит из печати прославившая Кастильоне книга «О Придворном», работа над которой, начатая, скорее всего, в 1508 г., окончательно завершена была, по-видимому, к 1524 г. Написано сочинение в форме изящных и непринужденных, пересыпанных шутками и смехом бесед, будто бы происходивших в течение четырех мартовских вечеров 1507 г. в придворном обществе, которое собиралось вокруг Елизаветы Гонзага, супруги урбинского герцога Гвидобальдо да Монтефельтро. Выведенные Кастильоне персонажи – лица исторически вполне реальные, действительно находившиеся в тот момент в Урбино. Ностальгические нотки, то и дело прорывающиеся по ходу повествования, еще более усиливают впечатление достоверности описываемого, что позволяло воспринимать книгу Кастильоне в качестве воспоминаний о самом счастливом периоде прожитой жизни, запечатлевших великосветские нравы эпохи. Видели в этом произведении также моральный трактат, некое зерцало, или пример, для начинающих придворных, пособие, наставляющее их благонравию, добрым манерам и всему, чего требует жизнь при дворе. Рассматривали диалоги «О Придворном» и как явление сугубо художественное, в котором эстетическая предметность не совпадает, не отражает наличную реальность, а то и полностью противоположна ей.