Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

А что же мы? Оставляем своих детей дома дольше возраста возмужалости и развращенных праздностью, роскошью и наслаждениями посылаем наконец-то в публичную школу. Здесь, если все идет хорошо, они пробуют кое-что из грамматики, немного спустя, как только они научились склонению и спряжению и правилам согласования существительных и прилагательных, изучение грамматики завершено и они направляются к путаной диалектике, где, если даже и научились что-то правильно говорить, надо думать, разучатся. Но хуже было время моего детства, когда детей истязали modis significandi и вопросцами ex qua vі [416], не уча между тем ничему другому, кроме как неправильно говорить. Без сомнения, те наставники будто не детей обучали, затемняя трудностями грамматику, диалектику и метафизику, разумеется, для того, чтобы уже старшие ученики после более важных дисциплин несвоевременно учили грамматику, что теперь, как мы видим, случается с немногими более благоразумными теологами: после стольких лавров, после всех титулов, так что им что-либо не знать уже было неприлично, они вынуждены вернуться к тем книгам, которые обычно читали детьми. Я не порицаю их, лучше поздно, чем никогда, изучить то, что знать необходимо. О, Боже бессмертный, каков был тот век, когда с большой пышностью, с трудными и многословными комментариями излагались юношам дистихи Иоанна Гарландии [417]! Когда большая часть времени тратилась на частое чтение, повторение и опрос нелепых стишков! Когда наизусть заучивались Florista и Floretus [418]. Поистине Александра [419], думаю, надо числить среди сносных. Затем сколько времени убивали на софистику, блуждая в бесполезных лабиринтах диалектики? Сколь путано преподавались все дисциплины, пока каждый профессор ради хвастовства сразу же вначале впихивал в учеников наитруднейшие, иногда и нелепые вещи. Не всегда ведь замечательно то, что трудно; к примеру, пропускать через игольное ушко семя горчицы очень трудно, по крайней мере, но нелепо, и связывать и развязывать кассиотские узлы [420]– дело искусное, но пустой изощренности. К тому же эти вещи преподаются иной раз неучеными людьми или, что гораздо хуже, неправильно обученными, подчас ленивыми и бесчестными, для которых гораздо важнее заработок, чем успех учеников. Когда такой порядок является общепринятым, мы удивляемся, что получить полное образование случается до старости немногим. Наилучшая часть времени жизни пропадает от безделья, гибнет от пороков, заражаясь которыми, мы на занятия затрачиваем наименьшую часть времени, а наибольшую – на любовь, застолья, развлечения. И к дурной материи добавляется ничем не лучший мастер, либо учащий ненужным вещам, либо тому, чему надо разучиваться. И после этого мы виним слабый возраст, еще не восприимчивый ум, малый успех и многое другое, когда на самом деле все, что есть дурного, надо вменять негодному воспитанию.

Не буду отвлекать тебя более длинной речью. Обращусь только к твоему благоразумию, весьма проницательному в прочих делах. Обдумай, сколь дорогим владением является сын, сколь разнообразная и сколь трудная вещь – образование, но сколь оно же и славно, сколь велика способность ребенка от природы воспринимать любое наставление, сколь велика живость человеческого ума, как легко обучаются тому, что является наилучшим и что соответствует человеческой природе, особенно если ученые и наставники преподают посредством игры. Затем, сколь цепко укореняется то, чем мы наполняем с самого начала ничем не занятые и необученные души и что труднее воспринимают и быстрее забывают старшие. Кроме того, сколь дорога и невосполнима потеря времени, сколь важно рано начинать и все делать в свое время, сколь на многое способно усердие, как быстро растет с добавлением очень маленьких количеств куча Гесиода, сколь быстротекуще время, сколь занята молодость, сколь неспособна старость. Если ты мысленно взвесишь это, то никогда не допустишь, чтобы у твоего сынка ускользнуло, не говоря уж о семилетии, даже трехлетие [421], в течение которого он мог бы с каким угодно успехом и подготовиться к обучению, и обучиться.

Erasme . Declamatio de pueris statim ас liberaliter instituendis. Etude critique, traduction et commentaire par Jean-Claude Margolin. Genève, 1966.

В комментариях используется часть ссылок издателя трактата Ж. Марголэна с некоторыми коррективами, учитывающими русские переводы текстов. Необходимые ссылки на Марголэна даны следующим образом: Erasme. Declamatio… Comm.

Трактат Эразма Роттердамского«De civilitate morum puerilium» («О приличии детских нравов») был написан в 1530 г. для малолетнего сына Адольфа Бургундского и родного внука маркизы Нассауской, покровительницы Эразма. Трактат получил широкое распространение, в XVI в. было семь его изданий, довольно быстро в Англии, Италии, Голландии, Франции и других странах появились переводы и переделки его. Со 2-й половины XVII в. трактат известен в списках и в России наряду с другими работами Эразма (см. об этом: Алексеев М. П. Эразм Роттердамский в русском переводе. XVII в. // Славянская филология: Сб. статей. – М., 1958. Вып. 1. С. 275–330). Текст этого трактата во французской переработке находился в библиотеке Петра I. В 1716 г. в Петербурге по распоряжению Петра I были изданы «Разговоры дружеские Дезидерия Еразма», содержавшие извлечения из «Дружеских разговоров» (или «Разговоров запросто»), по гаагскому изданию для учащихся. Перевод «De civilitate» появился в Москве в 1788 г. с параллельным латинским текстом под названием «Еразма Ротеродамского молодым детям наука, как должно вести себя и обходиться с другими». Перевел с латинского У. А. М., что по разъяснению С. Смирнова ( Алексеев М. П. Цит. соч. С. 329) означает «учитель Александр Мельгунов».

Ниже приводятся фрагменты трактата «Еразма Ротеродамского молодым детям наука…» в русском переводе 1788 г.

Ежели верховнейший оный Апостол Павел не вменил себе в тягость быть всем вся, чем бы только он мог принести пользу, то кольми менее я должен почесть себе за труд, чтоб из любви моей споспешествовать юношеству, опять сделаться отроком. Итак я, любезнейший мой Генрик, как прежде применялся к первому возрасту Максимилиана, брата твоего (поелику обыкновенно обращаются в учении юношей), так и поныне хочу приноровиться к детству твоему, вознамерившись писать правила, касающиеся до нравов младых детей. И сие делаю не с тем намерением, чтоб ты в сих моих наставлениях особенную имел нужду; ибо ты от самой своей колыбели был воспитываем между придворными и вскоре после сего был препоручен Иоанну Круцию, искуснейшему в образовании детей дядьке. Также и не потому, чтобы все, что здесь ни будет предписано нами, касалось до тебя, который от владельцев и для владения рожден: но для того, дабы все младые дети тем охотнее изучали сии правила, что они посвящены преукрашенному счастьем и преисполненному надежды детищу. Понеже сие непосредственное всему юношеству будет побуждением, когда они увидят, что и самих героев дети с младых лет посвящают себя наукам и вместе с оным текут на одном поприще.