Александр Секацкий - Дезертиры с Острова Сокровищ

Пожалуй, наиболее любопытные и неожиданные следствия были вызваны возможностью получать сводные данные мимигации. В техническом смысле суммирование отчетов, поступающих с мобильников и пультов, вещь элементарная, но она-то и произвела глубокие потрясения в культурной индустрии. Сегодня на концертах и разного рода шоу почти в обязательном порядке присутствует большое электронное табло, на котором высвечиваются обобщенные кривые мимигации , суммирующие отчеты работающих приборчиков. Благодаря своеобразной объективности показатели электронных табло теперь широко используются при подведении итогов того или иного шоу, определении победителей и призеров эстрадных конкурсов и в прочих «сопутствующих дисциплинах». Можно сказать, что и в культурной индустрии появился свой аналог знака качества для производимых ею изделий – так называемый средний балл по шкале мимигации, выносимый авторитетным жюри. Понятно, что критических и язвительных замечаний на эту тему хоть отбавляй, особенно со стороны пострадавших от новой системы подсчета баллов поп-звезд. Еще у всех на слуху едкое замечание Клода Лаптева, исполнителя популярной музыки: «Раньше мы не знали, за что и как нам выставляют баллы, и нередко возмущались. Теперь знаем, что это очень просто: вставляют и выставляют . И возмущаться бесполезно».

Распространение мимигаторов и расходящиеся круги вызванных ими новаций, несомненно, усилили общее обессмысливание мира, основанного на господстве товарного эквивалента. Возможно, Бланк и в этом был прав, хотя инструментом бытия-поперек в подлинном смысле слова мимигатор, конечно, не стал. Но некоторые точки уязвимости одряхлевших социальных порядков мимигация высветила. Она, например, явно способствовала решению такой важной для бланкистов задачи, как дискредитация политики. Когда ледовые арены и концертные залы принялись в спешном порядке снабжать демонстрационными табло, а «специальные жюри» теснили прежние экспертные советы по всему фронту массовой культуры, обеспокоенные политики решили подчеркнуть важность своей народоуправленческой миссии. Неизвестно, кто из спикеров первым произнес фразу «прекрасных дам просим отключить мимигаторы», но на какое-то время она чуть было не вошла в рутинную практику всевозможных «парламентских слушаний». Надо же было такому случиться, чтобы именно президент США так прокололся, да еще выступая с ежегодным посланием в Конгрессе. Стоило ему заикнуться насчет прекрасных дам, как экстравагантная журналистка с галерки тут же отпарировала: «Вам не о чем беспокоиться, сэр, – у вас все равно нет ни малейшего шанса запустить их ». Газеты писали тогда, что «стены Конгресса сотрясались от хохота, который не часто услышишь и на выступлениях лучших комиков».

Прокол такого большого политика имел далеко идущие последствия. Мало того что последний президент-мужчина в истории Америки с треском проиграл очередные выборы – впервые заметно пострадал престиж политической деятельности вообще. А стало быть, движение нестяжателей на шаг вперед продвинулось к своей цели.

В других отношениях воздействие эффекта мимигации на общество было не столь однозначным. Но наряду с прочими, действующими в том же направлении факторами мимигаторы сместили равновесие полов, сдвинули критическую точку в соотношении сил и возможностей. «Зависть к пенису», которую Фрейд еще в начале ХХ века рассматривал как драматическую завязку всей психической жизни женщины, исчезла безвозвратно. Ее сменила зависть к мимигатору , не менее драматичная и гораздо более очевидная в своих проявлениях. Сложившуюся ситуацию лаконично, хотя и с ноткой ностальгии выразил петербургский фундаменталист, писатель Сергей Коровин: «Хорошо теперь девушкам – всякие удовольствия им теперь доступны… есть чудесные мимигаторы. А у нас только мужской половой хуй…»

Восприятие, в том числе восприятие сферы символического, обогатилось новыми красками. Но несмотря на эротизацию дополнительных аспектов мира, быстро осуществленную женщинами, вечными первопроходцами Эроса и его конкистадорами, труд и отчаяние любви в принципе нисколько не изменились. Проблема персональной востребованности как была, так и осталась экзистенциальной. Нуждаться в ком-то и быть нужным кому-то – таковы по-прежнему две стороны одной медали. Той самой, на которой и отчеканено счастье. И шанс встретить его в рядах нестяжателей существенно выше, чем в черте оседлости, где возбуждение, получаемое от шопинга, преобразуется мимигаторами в физиологическую кульминацию и вновь плавно переходит в истому воображаемого шопинга.

Тенденция совершенно неожиданного применения мимигаторов обнаружилась в самое последнее время. Дело в том, что физиологическая интенсивность ощущения и гарантированный оргазм подводят к черте, которую без всякого преувеличения можно считать опасной. Еще один из первых рекламных роликов новой продукции, в котором снималась сама Лиля, содержал слоган «Ты просто умираешь от наслаждения!..». Тогда это, конечно, было преувеличением, но в рекламном лозунге скрывается не просто метафора. Несколько смертельных исходов было зафиксировано еще на заре мимигации, не говоря уже о более многочисленных случаях потери сознания. Тут нет ничего удивительного, ведь в принципе учащенное сердцебиение сопутствует и оргазму, получаемому обыкновенным физиологическим путем.

Мимигатор после достижения «прихода» автоматически отключается, и сердце начинает биться ровнее. Но если изменить постоянную Бланка и в результирующей точке оргазма, в точке Е, подать на сердечную мышцу резонансный противофазный импульс, сердце почти наверняка остановится. Технически предусмотреть подобную возможность не так уж и сложно – и нашлись желающие. Так человечество оказалось на пороге овладения уникальным способом свести счеты с жизнью – способом опять же доступным только женщинам.

Мечта Батая о единстве Эроса и Танатоса в запредельной трансгрессии обрела свое воплощение. Если, оказавшись на седьмом небе блаженства, ты не пожелаешь возвращаться на грешную землю, достаточно нажать на красную кнопочку «FM» («Fatal Mimigation»), которой снабжены криминально производимые мимигаторы, и короткие волны эйфории выбросят тебя на тот берег. Миг блаженства в этом случае станет последним мгновением жизни.

Соблазн фатальной мимигации оказался достаточно серьезным. Изобретенное Бланком и Лилей Пленицкой устройство помимо всего прочего сыграло роль решающего эксперимента в многовековом философском споре о страхе смерти. Задумывавшиеся о природе этого страха в большинстве своем полагали, что человеческий страх смерти есть производная инстинкта самосохранения, так сказать, прямая психологическая проекция биологической универсалии. Фрейд, однако, рассматривал влечение к смерти (позывные Танатоса) как самый мощный зов человеческих глубин, заглушаемый поверхностным шумом жизненных устремлений. По мнению Жужи Йом, современного венгерского психоаналитика, страх смерти не является чем-то простым и может быть разделен на составные части. «Мы страшимся не столько смерти, – утверждает госпожа Йом, – сколько страданий и боли, связанных с этим переходным моментом. Чаще всего не сам страх умереть как таковой останавливает нас у последней черты суицида, а какой-нибудь на первый взгляд совершенный пустяк, например представление о том, как неэстетично будет выглядеть наше тело, упавшее с девятого этажа. Смертельный яд тоже может обезобразить нас, кроме того, смерти будет предшествовать прелюдия жестоких мучений. Вот если бы достаточно было просто сказать «стоп!» и все тут же прекратилось бы, войны и болезни наверняка уступили бы первенство в списке причин смерти последнему стоп-сигналу».