Александр Секацкий - Дезертиры с Острова Сокровищ

Пока еще экспериментальная база слишком мала, чтобы признать безоговорочную правоту Жужи Йом, но призадуматься уже можно. Кнопка «FM» отличается по принципу действия от «простого стоп-сигнала», и все же срыв в пропасть смерти с вершины наслаждения требует преодоления некоторого психологического барьера, к тому же спасительное «не сейчас» охотно приходит на помощь. Пока случаи фатальной мимигации не столь многочисленны, как можно было ожидать, но определенные статистические закономерности они выявили. Среди причин невозвращения из чувственного Эдема отчетливо выделяется страх подступающей старости (в отличие от наступившей старости, которая в этом смысле уже бесстрашна). Понятно, что именно для женщины этот страх не только сопоставим со страхом смерти, но и в некоторых возрастных точках намного превосходит его по остроте.

Но самым удивительным оказалось другое. Ужас старости, конечно, многих заставил нажать на красную кнопку. Однако, как свидетельствует статистика, самой распространенной причиной FM-суицида является несчастная любовь .

Именно так назвал свою резиденцию выходец из Эль-Кувейта шейх Мустафа Хуррари. В самом выборе названия проявилось не только присущее шейху чувство юмора, но и законное право на каприз, без которого торжество победителя над покоренными народами не может быть полным. Сначала в Эль-Синоре расположилось всего лишь духовное управление мусульман Европы, но достаточно быстро городок стал фактической столицей Северо-Западного халифата. Марионеточные правительства европейских стран пытались по мере сил противодействовать исламизации территорий, которые еще сохраняли внешнюю форму суверенных государств. Сил, однако, было не слишком много. Серьезной поддержки от деморализованного обывателя ждать не приходилось – это с одной стороны. С другой стороны, единственной консолидированной электоральной группой очень быстро оказались все те же мусульмане. Мустафа из Эль-Синора, опираясь на совет муфтиев, решал, как должны голосовать последователи пророка в каждой отдельной стране. Он же заодно определял, что´ правоверным следует смотреть, слушать, читать, а что´, наоборот, искоренять.

Раздавались, разумеется, и голоса протеста, порой достаточно энергичные, смелые голоса (в условиях начинающегося преследования уже требовалось гражданское мужество), но они, что называется, не имели последствий . Можно вспомнить объединение петербургских фундаменталистов, пытавшихся реабилитировать имперское начало, превратившееся к тому времени в пугало для интеллектуалов. Вот отрывок из любопытного документа, написанного кем-то из них. Эссе имеет весьма характерное название – «Похищение Европы».

Пока активисты экологических движений озабочены проблемой попадания в салаты генетически измененных огурцов, а цензоры восторжествовавшего феминизма пытаются отыскать и добить глубоко затаившихся сторонников фаллократии, в мире происходят и другие изменения, тоже заслуживающие некоторой озабоченности. Прогрессивной общественности, конечно, не к лицу обращать внимание на всякие неправильности, ставящие под сомнение правильность самой прогрессивности, но реакционные одиночки, которым репутация гуманиста (вместе с прилагающимися к ней политическими дивидендами) все равно не светит, могут себе позволить собственное мнение о действительных бедах, которые постигли колыбель привычных, казавшихся неизменными ценностей, в том числе и «прогресса».

Что же, если отбросить привычные рубрики газетно-журнальных новостей, то первым феноменом, определяющим политический облик современности, можно назвать контрколонизацию. Дело обстоит так: колониальные завоевания эпохи империализма остались в прошлом, они отвоеваны назад. При этом отступившие европейцы, потерпев полное поражение в реализации своей миссии, не обрели покоя в собственном доме. Точнее говоря, победители отнюдь не собирались оставлять их в покое: примерно пятьдесят лет назад началась тихая инфильтрация освободившихся народов, постепенно перешедшая в ответную колониальную экспедицию. Важнейшим фактором успеха на первых порах была именно незаметность проникновения, постепенность нарастающего присутствия. Как бы по взаимному согласию первый этап контр-колонизации был обставлен десятком маскирующих причин: потребность в рабочей силе, предоставление политического убежища, необходимость приобщения национальных элит к демократическим ценностям, просто избывание комплекса вины… Каждая из этих причин по отдельности вроде бы что-то объясняла, но, собранные воедино, они фактически выполняли роль прикрытия для высадки преследователей.

Прикрытие сработало, высадка прошла успешно, и к концу ХХ столетия уже можно было подводить первые итоги. Демографические изменения (мягко говоря), происходящие сейчас в Европе, трудно определить точнее, чем применение «бомбы времени», чрезвычайно эффективного оружия контрколонизаторов. Бомба имеет свои особенности; будучи оружием массового поражения, она все же действует избирательно, поражая именно противника. Кроме того, хотя в масштабе истории взрыв очевиден и его эффект однозначен, живущее поколение может ничего и не заметить, тихо падая в воронку забвения. Приходя в сознание после очередной контузии, пораженныена мгновение замечают, как изменился мир, – и тут же вновь теряют сознание. Могли ли представить себе высокомерные и торжествующие плантаторы, несущие «бремя белого человека» в Африке и Азии, что пройдет каких-нибудь сто лет и бесправные, порабощенные туземцы высадятся на их землях, чтобы мстить? Но вот они, рядом, занимаются своими делами, заполонив европейские города, взяв в осаду столицы. Они наложили на побежденных жесточайшую контрибуцию – разного рода социальные выплаты (пособия безработным, многодетным, больным и т. д.). Не стала тут исключением и Америка – достаточно вспомнить возникший около двадцати лет назад феномен новых городских джунглей.

Успешная контрколонизация явилась свидетельством глубокого кризиса традиционных социальных институтов. Скажем, с самого момента возникновения социальной философии было принято рассматривать государство как некую «упаковку» духовного единства, надежный сейф для хранения национальной идентичности, творческих вкладов, самой исторической длительности социума. Для этого есть основания. Государственность, помимо всего прочего, в течение многих веков выполняла функцию капсулы, защищающей уникальное духовное производство и от разъедающего действия времени, и от внешних помех. Нечто наподобие хитинового покрова с элементами опорно-двигательной системы. Однажды изобретенная или обретенная государственность стала чем-то вроде основного социального инстинкта; только что родившийся социальный организм едва ли не первым делом предпринимает попытку построить государство – последний карикатурный парад суверенитетов можно было наблюдать совсем недавно, после падения советской империи.