Иоганн Гёте - Учение о цвете. Теория познания

Но позвольте мне заметить, что такой способ рассматривать вещи и делать выводы представляет для пас, людей, некоторую опасность.

Нам нужно было бы, как мне думается, подмечать в вещах, познания которых мы добиваемся, больше то, в чем они отличаются друг от друга, чем то, в чем они сходны. Различение труднее, кропотливее, чем отыскание сходства, а раз приобретено правильное различение, предметы сравниваются сами собою.

Когда же начинаешь с отыскания подобия или сходства между вещами, легко подвергаешься опасности проглядеть, в угоду своей гипотезе или своему способу представления, такие признаки, в силу которых вещи очень различаются между собою.

Простите за то, что впадаю в догматический тон и не посетуйте на серьезное отношение к серьезному вопросу.

Жизнь, действующую во всех существующих вещах, мы не можем охватить сразу мыслью ни во всем се об’еме, ни во всех способах ее проявления.

Таким образом, уму, направленному на эти вопросы, не остается ничего, как возможно точно знакомиться с этими способами. Он вндит, правда, что он должен подчинить их все одному единственному понятию, понятию жизни в самом широком смысле; но тем тщательнее будет он отделять друг от друга предметы, в которых различпо обнаруживается способ бытия и жизни. Со строгостью, вплоть до педантизма, будет он настаивать на том, чтобы не сдвигались великие межевые столбы, которые, даже если они были вколочены произвольно, все же должны помочь ему измерить и в точности изучить страну. Он никогда не будет пытаться сблизить три великпх, бросающихся в глаза вершины — кристаллизацию, растительную жизнь и животяую организацию, он будет только стараться в точности познакомиться с промежутками между ними, и с большим интересом остановится на тех пунктах, где различные царства, повидимому, встречаются и переходят одно в другое.

Последнее и составляет, пожалуй, ваш случай, и я не могу упрекать вас в этом, так как сам я часто посещал эти области, и теперь еще охотно останавливаюсь па них. Я не могу только согласиться, чтобы две горы, связанные долиной, принимали и выдавали за одну. Так ведь всегда бывает в вещах природы: вершины ее царств решительно отделены друг от друга и должны быть самым отчетливым образом различаемы. Соль — не дерево, дерево — не животное; здесь мы можем воткнуть столбы, здесь сама природа указала нам место. С этих высот мы можем, после этого, тем надежнее спускаться в их общие долины, тщательно исследуя также и их.

Итак, я ничего не имею против того, друг мой, чтобы вы продолжали и развивали эти наблюдения, на которые натолкнул вас зимний убор ваших окон; проследите, где кристаллизация приближается к древоразветвлению, и вы найдете, что это бывает обыкновенно тогда, когда к солям примешивается флогистон.С помощью небольших химических опытов вы соберете затем многие интересные наблюдения. От явлений замерзания вы перейдете к искусственному приготовлению дендритов, и было бы неожиданным и весьма поучительным для меня самого, если бы вы в точности указали мне тот пункт, где вы имели бы счастье поймать на этом пути и родственный мох.

Впрочем, будем питать одинаковое почтение ко всем искусственным словам! Каждое свидетельствует об усилиях человеческого ума понять нечто непонятное. Будем пользоваться словами: аггрегация, кристаллизация, эпигенезис, эволюция [23] «Аггрегация» — скопление (группировка каких — нибудь элементов, беи указания на правильность Формы). «Эпигенезис» — развитие новой Формы на основе прежней, путем ее изменения и усложнения, присоединяющего новые элементы и новые свойства. «Эволюция» тогда употреблялось не в смысле развития вообще, а в смысле развертывания из зародыша, в котором развертывающаяся Форма заранее вполне намечена, предопределена (Прим. А. Б.). ), как пам удобнее, смотря по тому, которое из них лучше подходит к нашему наблюдению.

Так как мы пе можем сделать много с помощью малого, то мы не должны огорчаться, делая мало с помощью многого; если человек и пе может сразу охватить всю природу одним смутным чувством, то все же он может многое исследовать и познать в ней.

Наука — вот истинное преимущество человека; и если она все снова ведет его к великому понятию, что все составляет гармоническое единство, и сам оп, в свою очередь, представляет гармоническое единство, то это великое понятие утвердится в нем гораздо богаче и полнее, если он пе захочет почить в покойном мистицизме, который охотио прячет свою нищету в претендующую на уважение непонятность [24] 28. I. 89 Гёте писал Кнебелю: «Я заметил по тебе и слышал также подробнее от Морица, что ты сердишься за письмо мое в Меркурие. Если бы я подозревал, что могу задеть тебя, ты не увидел бы его в печати, и я не упоминал бы об этом предмете ни письменно, ни устно… )

Теплый ветер уже растопил наши прелестные зимние сады, когда пришло ваше письмо, чуть не лишившее нас вместе с тем и той радости, которую мы ощущали, вспоминая эти изящные явления. Простите, если в вашем послании мы сначала увидели высокомерие богача, если нам показалось, что, наслаждаясь прекраснейшими видами природы, счастливый не умеет достаточно деликатно оценить то удовольствие, которое далекие друзья находят в более посредственных н незначительных произведениях природы.

При этом случае я живо ощутил, насколько выгоднее беседовать о научных предметах устно, чем письменно. На расстоянии и при письменных сношениях воображаешь часто, что думаешь иначе, чем другой, а на деле думаешь так же; предполагаешь единомыслие там, где на лицо разномыслие. В разговоре такое недоразумение легко разрешается; написанное, оно задерживается, и, к сожалению, мы видим, что часто умные и рассудительные люди, после того как напечатаны их разногласия, почти никогда не могут уже спова сойтись.

К счастью, мы не в таком положении, и я поспешно пишу эти строки, чтобы сказать вам, что мы с вами более едино- мышленны, чем вы, повидимому, полагаете; но в первом письме я, быть может, выразился слишком кратко и неопределенно, поэтому в вас и могло закрасться подозрение, будто мы уклоняемся от правильного пути научного наблюдения.

Мы должны, и с сожалением, согласиться с вами в том, что совсем иное чувство — гулять по апельсиновой роще, в полноте продолжительного наслаждения, и подстерегать позади оконного стекла минутные и преходящие действия природы. Да, мы ни

Я очень серьезно отношусь ко всему, что касается великих, вечных отношений природы, и мои друзья должны были бы выказывать некоторое снисхождение к той манере, в какой я иногда сообщаю свои убеждения». Кнебель хотел сначала отвечать печатно, но через Морица произошло примирение, и тогда Гёте сам написал «Ответ» от лица воображаемого корреспондента и поместил его в мартовской книжке того же журнала. когда и не имели в виду поднять наши прозрачные ледяные поверхности до ранга садов гесперид…