Коллектив авторов - История философии

Данное состояние европейской культуры представляет огромную опасность для России, которая, согласно Леонтьеву, еще не достигла пика своего развития. Поэтому влияние западных уравнительных идей может помешать ей раскрыть свой культурный потенциал. Мыслитель полагает, что спасение будущей России находится в ее прошлом – «византизме», т. е. началах государственности и религии, воспринятых Русью в эпоху князя Владимира, христианизировавшего Русь. «Византийские идеи и чувства сплотили в одно тело полудикую Русь… Византийский образ Спаса осенял на великокняжеском знамени верующие войска Димитрия на том бранном поле, где мы впервые показали татарам, что Русь московская уже не прежняя раздробленная, растерзанная Русь… Под его знаменем, если мы будем ему верны, мы, конечно, будем в силах выдержать натиск и целой интернациональной Европы, если бы она, разрушивши у себя все благородное, осмелилась когда-нибудь и нам предписать гниль и смрад своих новых законов о мелком земном всеблаженстве, о земной радикальной всепошлости» [371]. С целью практической реализации принципа византизма Леонтьев предлагает ряд реформ консервативного характера, долженствующих обеспечить православие и его усиление, самодержавие и его незыблемость, сообразный с требованиями жизни сословный слой, «сохранение в быте нашем, по мере сил и возможности, как можно больше русского; а если посчастливится, то и создание новых форм быта; независимость в области мышления и художественного творчества» [372]. Византизм поможет сохранить силу русского духа и крепость российской государственности, которые будут спасительными не только для России, но и для Европы. В отличие от Данилевского, настаивавшего на безусловной самостоятельности славяно-русского типа, Леонтьев видит связь русской и европейской культур. Он надеется, что Россия может защитить лучшие и благороднейшие начала европейской жизни, защитить ту самую великую старую Европу, «которой мы стольким обязаны и которой хорошо бы заплатить добром».

Последние годы жизни мыслителя прошли в тяжелейших мировоззренческих страданиях. Он ясно видел, что Россия не только не идет по пути сохранения своей культуры, но, напротив, с энтузиазмом устремилась в «бездну неизмеримую». Леонтьев замечал в жизни России все больше признаков, свидетельствующих о ее вовлеченности в процесс «вторичного смесительного упрощения»: конституционные мечтания, утрата значения традиционной религии, повышение статуса буржуа-предпринимателя и рационально мыслящей интеллигенции и т. п. Однако его современники скептически или равнодушно относились к леонтьевским опасениям. Только значительно позже, уже в XX в., стало ясно, что многие суждения К.Н. Леонтьева были пророческими. Крупнейший историк русской философии В.В. Зеньковский писал: «Можно сказать с уверенностью, что интерес к Леонтьеву будет лишь возрастать… В свете трагических судеб России взгляды Леонтьева, его отдельные суждения приобретают особенную значительность по своей глубине и проницательности. Только теперь становится бесспорным, насколько хорошо разбирался во многих проблемах ясный и независимый ум Леонтьева». [373]

Владимир Сергеевич Соловьев (1853 1900)родился в Москве в семье знаменитого профессора истории Московского университета С.М. Соловьева. Интенсивная идейная эволюция мыслителя начинается еще на гимназической скамье, когда его «самостоятельное умственное развитие» достаточно быстро проходит разные фазы. Соловьев пишет об этом процессе следующее: «от сомнения в необходимости религиозности внешней, от иконоборчества я пришел к рационализму, к неверию в чудо и божественность Христа, стал деистом. Потом атеистом и материалистом».

Вл. Соловьев

Отсюда у будущего философа увлечение естественными науками (учеба в Московском университете). Оно было необходимо прежде всего для выяснения философской стороны естествознания. Результат оказался отрицательным – отказ от безусловности материалистической догмы и ее нетерпимости (хотя Соловьев до конца жизни добром поминал, например, Чернышевского) и возврат к религиозным воззрениям (особенно после усиленных занятий в Московской духовной академии).

Уже в качестве профессионального философа Соловьев остается в Московском университете для подготовки к занятию кафедры философии. Позже Соловьев некоторое время преподавал философию в Санкт-Петербургском университете, где защитил магистерскую диссертацию «Кризис западной философии. Против позитивизма» (1874) и докторскую «Критика отвлеченных начал» (1880).

Соловьев пишет ряд теоретических работ («Философские начала цельного знания», «Критика отвлеченных начал» и др.), плодотворно занимается философской публицистикой, общественными вопросами («Духовные основы жизншц «История и будущее теократии», «Русская идея» и др.). Он активно работает в журнале «Вопросы философии и психологии», заведует философским отделом Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона.

В 90-е гг. XIX в. Соловьев сосредоточивается на теоретических вопросах. Результатом этого становятся его обобщающие работы, в которых мыслителем предпринимается попытка изложить в систематическом виде собственную философскую концепцию («Теоретическая философия», «Оправдание добра»), хотя осуществить этот замысел до конца русский философ не успел. В его мировоззрении все более усиливаются эсхатологические, мистические мотивы, он все более отвращается от мира сего, приобретая у современников репутацию рыцаря-монаха. Умер Вл. Соловьев в подмосковном имении своих друзей князей Трубецких, тихо уйдя в горний мир абсолютного добра, к проникновению в тайны которого были устремлены все его философские искания.

Свою философию Вл. Соловьев разрабатывает на основе идеи всеединства. Он постоянно подчеркивает, что существующие философские учения односторонни, так как исходят из важных, но ограниченных представлений о мире. Эмпиризм характеризует действительный мир, но только с точки зрения видимого, чувственно достоверного, не давая возможности проникнуть в сущность существующего, недооценивает возможности рационального постижения действительности. Рационализм подчеркивает продуктивную роль разума, но недооценивает материальную сторону жизни, принижая значение чувства. С точки зрения понимания общественной жизни одни теории делают ставку на значение экономики и связанной с ней политики, другие – только на значение духовной жизни. Все это, по Соловьеву, отвлеченные начала («Критика отвлеченных начал»), и все прежние философские учения были таковыми, ибо односторонне исходили исключительно из материи, духа, религиозной доктрины, отрицая значимость всего остального, тогда как мир един, внутренне взаимосвязан – всеедин и первоначалом его является Всеединый дух, охватывающий все формы бытия и сознания. Поэтому мировой процесс – это, по существу, процесс собирания вселенной, восхождения к единству, к всеединству, от минерального царства – к растительному, от него – к животному, затем к природно-человеческому и, наконец, к царству духовно-человеческому, которое и называется Царством Божиим. Всеобщий единосвязанный процесс завершается единением мира и Бога, осуществляемым человеком. В этом и состоит великая духовная миссия человека как центра мироздания. Он как бы соединяет весь мир с Богом, благодаря чему человечество переходит в новое, высшее состояние – становится Богочеловечеством. Русский мыслитель именно в человеке видит центр единого мира, единство которого закономерно преформируется во всеединство, ключом к пониманию которого становится единая природа человека. Тем самым Соловьев разрабатывает еще один вариант антропологической философии (точнее, ее идеалистической интерпретации). Особенностью этой интерпретации является то, что последним основанием философской системы всеединства становится религия. Вл. Соловьев пытается доказать, что с момента осознания всеединства заканчивается трагический разрыв философии и религии и наступает религиозно-философский синтез, опосредующий и все лучшие достижения науки.