Андрей Гвоздев - Православно-славянская цивилизация в геополитических учениях Новейшего времени

Русская литература – литература молодого народа. Молодость народа определяется не возрастом, а неким внутренним свечением его души. Изначально, все народы одного возраста, одинаково молоды. Молодой народ, каким является русский народ, близок земле и хаосу. Для его души все в мире, включая самого человека, полно загадок и тайн, и в его душе живет смутная тоска по знанию и пониманию. Мистичность русского народа определяется его молодостью, его первобытностью, но в этой первобытности заключается также и его сила, его экстатичность. В этой мистике русского народа заключается нечто, благодаря чему ему еще предстоит заявить о себе. Будущее России может быть только мистическим. Внутренняя культура России всегда будет религиозной, даже, в определенном смысле слова, теократической. Германцы создали, возможно, самую развитую внешнюю культуру в мире. Немец – прирожденный человек идеи. Для западного мира, для Германии, уже наступил «вечер». В Германии еще, возможно, может родиться новый Лейбниц или Кант. Но новый Будда или Иисус теперь может родиться только в славянском мире. Только в лоне славянства лежит возможность новой, окончательной религии, где не будет место символу, а только чувство. Будет ли когда-нибудь такая религия? Мы, немцы, не можем этого знать, мы можем лишь работать над ее созданием. Только славяне сегодня уже предугадывают некоторые черты этой новой веры или религии. Практически все, что было создано славянским духом на его пути от скрытой народной мистики к раскрытой мировой религии, – это его литература. Лучшее, что произвело славянство на сегодняшний день – это русская литература.

Центральная фигура русской литературы – Достоевский. Если самое великое, что произвела Россия – это русская литература, то самый великий в России – Достоевский. Достоевский – центральный гений России, гений в высшем смысле этого слова – человек, который не поражает сначала, пока не приглядишься к нему как следует. У Достоевского русский национальный характер впервые воплощается в философию, выраженную в языке и слове, а внутренняя работа русской души – в грандиозный эпос. То же можно сказать и о Толстом, по таланту Толстой стоит в одном ряду с Достоевским, но в Толстом, скорее, выражает себя еще молчащая, не осознающая отчетливо саму себя крестьянская Русь. Достоевский в большей степени является выражением российского безумия, трагизма, напряженного мистицизма. Толстой создал настоящую эпопею русской жизни, охватывающую эту жизнь во всем ее разнообразии, все слои общества – от простого крестьянина до жителя Петербурга, нигилистов и бюрократов, святых и преступников. Достоевский сделал еще больше для русского самосознания. Он дал России мифологию – не полученную из темного тумана древности, а современную, натуралистическую, психологическую мифологию. Мифология нации является воплощением ее изначальной сущности в аллегорических фигурах. Но мифология может быть создана в любой момент развития того или иного народа – это зависит от того, в какой момент ему откроется внутренняя правда о нем самом. Тем не менее, как правило, мифология народа возникает в начале его исторического существования, на грани доисторического и исторического времен. Мифология – это первое, что творит народ для самого себя, и на этом слое потом нарастает то, что он творит потом. Почти все великие национальные литературы построены на основе мифологии этих народов. Русский народ в этом смысле – исключение. У русских были исторические летописи, были народные легенды, но не было грандиозного эпоса, равного «Илиаде» или «Песни о Нибелунгах». В результате русские писатели стояли как бы каждый поодиночке, отдельно друг от друга, и без связи с традицией. Так было до Достоевского. Достоевский, опираясь, в первую очередь, на своих предшественников Пушкина и Гоголя, широко изобразил типологию русского народа – очень реалистически и в то же время, вскрыв мистические глубины этой типологии. Если французская литература всегда проникнута духом скептицизма, а немецкая – духом романтичности, то русская литература всегда была реалистичной и мистической одновременно.

Причиной того, почему русский народ не создал своего национального эпоса, лежит, возможно, в том, что российское государство не было централизованным на протяжении веков – центр перемещался из Новгорода в Киев, затем в Москву, и, наконец, в Петербург. Между этими городами – огромные пространства, к тому же, перемещения центра часто сопровождались драматическими событиями. История Германии в этом отношении была гораздо спокойнее. Дело также в русском национальном характере и в монотонности русской жизни. Русский больше мечтает, чем действует, его мировоззрение монистично, а не дуалистично. Существование для него – судьба, рок, а не воплощение воли, не борьба воли с некой противоположной волей. Существование для русского – субъективное ощущение, а не факт. Все это может произвести прекрасные лирические песни, но вряд ли выльется в полные напряженного действия и контрастов сцены. Русская поэзия невольно разрастается до эпоса, эпоса безбрежной степи, но этот эпос так безбрежен, что поглощает любую личную трагедию как нечто мелкое. Тем не менее, даже для славян, как и для каждого человека, жизнь – борьба, и, следовательно, драма. Но для русского человека эта драма происходит скорее в области психологии, в глубинах души. Даже если, как у того же Достоевского, драма эта сопровождается некими масштабными деяниями героя, эти деяния все равно – всего лишь фон, а главная драма происходит в его душе, в противоположность внешнему героизму персонажей западноевропейской литературы.

Для Достоевского не существовало никакой предшествующей ему традиции – ни традиции античности с ее культом красоты, ни «дикой» традиции романтизма. Единственное, на что он опирается, – это современный ему век. Достоевский, как и Россия, не опирается на прошлое, но устремлен в будущее, но, изображая современность, он очень глубоко раскрыл сущность славянской души. Реалистичность у Достоевского сочетается с глубоким проникновением в человеческую душу. Достоевский был одним из первых, кто изображал повседневную жизнь, но при этом изображал ее глубоко связанной с трансцендентным, с вечностью. В этом смысле из более поздних художников ему наиболее подобен Эдвард Мунк [258] Автор известной картины «Крик». – Прим. переводчика. . Однако одно лишь изображение современной ему повседневной жизни еще не делает Достоевского великим. Современную им повседневную жизнь изображали и английские реалисты XVIII в. и французские реалисты XIX в. – Дефо, Бальзак, Флобер, Золя, Мопассан. Но их творчество было скорее бесстрастным, безличным простым «фотографированием» действительности. Пожалуй, лишь у одного Гёте реализм сочетался с глубоким проникновением в человеческую душу и изображением связи этой души с вечностью, что выразилось также в «одушевлении» природы у Гёте, когда он занимался естественными науками. Но Достоевский пошел еще дальше – он показал, что в глубине самой обыденной, повседневной жизни всегда лежит мистицизм. Герои Достоевского одновременно выглядят живыми, сочными и при этом имеют некий туманный, мистический налет. Сходным талантом обладал и Толстой. Но показать современную жизнь во всем ее натурализме и в то же время во всей глубине, где прекрасное переплетается с демоническим, безобразным, аморальным? – на это был способен лишь Достоевский.