Александр Секацкий - Философия возможных миров

Предварительно уместно кое-что сказать относительно теорий вообще. Всем известно, что развитие науки – это, в сущности, конкуренция теорий за право считаться лучшим объяснением. Хотелось бы, однако, подчеркнуть следующее, редко принимаемое во внимание обстоятельство: хотя критика существующих концепций составляет львиную долю того, что именуется наукой, и хотя от теории капризно требуют объяснить любой факт, высказывая ей в противном случае полное недоверие, все же каждая теория, даже самая плохонькая, что-то объясняет. Иными словами, существует ряд фактов (феноменов), под которые может быть подведен общий знаменатель, причем различными способами. Теоремы, конечно, считаются наиболее интересными из этих способов, они позволяют найти общий знаменатель для достаточно большого количества фактов, в том числе и для таких, которые прежде и в голову не пришло бы сопоставить, – и все же в распоряжении науки всегда было немалое количество теорий, в каком-то смысле избыточное количество. Некоторые из них отлично работали, ученые плодотворно пользовались ими как инструментами вплоть до появления новых теорий, которые в свою очередь брались на вооружение в весьма и весьма несовершенном виде, проходя доводку лишь впоследствии. Геоцентрическая теория Птолемея позволяла вести астрономические расчеты с приемлемой точностью, теория Коперника справлялась с этим поначалу хуже. Теория флогистона вполне удовлетворительно объясняла многие химические процессы – отчасти жаль, что с этими инструментами разучились работать. Но в сфере гуманитарных исследований ни один теоретический инструмент не выброшен на свалку. Возможно, это не так уж и плохо, пусть все они пока применяются в ожидании правильной инвентаризации, которая, возможно, чем-то будет напоминать инвентаризацию спортивных снарядов. Допустим, большинство предпочитает размяться с мячом, охотно включает скакалку, велотренажер, но всегда найдутся сторонники и более редких снарядов – кто-то пожелает метнуть молот, а кто-то пострелять из лука или арбалета.

Это все к тому, что теория трех ключиков может восприниматься как интеллектуальная гимнастика и даже как птолемеевская система, созданная уже после теории Коперника именно для проверки любопытной возможности связи феноменов. Предлагаемая здесь теория пригодна лишь для некоторого класса явлений, и одна из ее задач – способствовать приключениям чистого разума.

Разумеется, ключи не нужно понимать слишком буквально, равно как и двери, ведь и в строительной метафоре мы вовсе не думаем буквально представлять себе фундамент и процедуру возведения этажей, когда говорим о прочном фундаменте определенных взглядов. Речь в нашем случае идет об индивидуальных допусках или об избирательном родстве индивидов – и тут сразу теория подсказывает следующий ход. Одно дело – рутинное, привычное причинение в сфере практического разума, то есть собственно в житейском море, причинение по принципу «стерпится – слюбится», ну а если и не слюбится, все равно как-нибудь стерпится. Постепенное согласование, сближение позиций, опять же хорошо описывается русским глаголом «пообтерся». Но возможна и другая, более редкая форма причинения, не имеющая отношения к постепенности первого типа: мы неожиданно совпали . Я понял(а), что это моя половина, и сразу подобрал(а) к ней ключик… В этом случае возникает единство иного рода, такое, какое никогда не получается в результате долгого взаимного притирания. Поэтому с точки зрения притирания, с позиций становления и психологизма, внезапное взаимное воспламенение выглядит чем-то недостоверным – ну или чудесным. Однако идея избирательного сродства, столь любимая XVIII веком, в данном случае применима, и ее вполне можно рассматривать как вариант теории трех ключиков – и как многообещающую догадку, увы, не получившую развития. Инертные объекты, вялотекущие процессы внезапно меняют свою картину, если вдруг обнаруживается избирательное сродство, механизм такого взрывного вхождения давно уже стал частью физики и химии, способствовал открытию катализаторов и ферментов, однако его собственная территория, психология личности, осталась целиной. А ведь здесь находят свое применение не только ферменты или принцип дополнительности, но именно обретенные при рождении (вместе с душой) ключики, способные размыкать и смыкать прежде всего персональные узы, обеспечивать доступ в сокровенную ячейку другого , например, туда, где спрятана смерть. Ключик может открыть то, что было заперто, что могло бы так и не стать собственным достоянием, – лишь бы вовремя подвернулся обладатель врожденного, предначертанного ключика.

Итак, вот они, ключики, секретный код, чрезвычайный режим быстрого (instant) причинения. Можно предположить, что ключики способны взаимодействовать друг с другом на расстоянии, без попыток набора секретного кода. Тогда обладатели комплементарных записей, шифров испытывают взаимную симпатию или некую тягу, которая не носит психологического характера. Смутная идея такого подобия сказывается, например, в представлениях о зодиакальной совместимости – их сильная сторона состоит именно в удержании от психологического мотивирования. Взаимоотношения Овна и Рыб описываются, например, исходя из характера стихий, из квазифизического взаимоотношения воды, земли, воздуха и огня. Взаимное влечение может описываться и какой-нибудь игрой наподобие «камень, ножницы, бумага», ибо главная, основная интуиция таких взаимоотношений состоит в исключении, в элиминации рутинных связей, будь то «совместимость характеров» или ситуативная раскладка господства и подчинения. Вот ведь и в физике есть четыре вида взаимодействий, и, скажем, ядерные силы в макромире ничего непосредственно не причиняют – но при определенных обстоятельствах именно они решают все. В спектре влияний, где абсолютно преобладают гравитационные и электромагнитные силы, есть сингулярные точки, где решающее значение имеет, например, спин частицы – подобное положение существует и за пределами мира элементарных частиц. Например, в человеческом мире, где действуют не нуклоны, а персоны, спину может условно соответствовать предначертанный, доставшийся набор ключиков – скрытая экзистенциальная (персонологическая) монограмма, не раскрывающаяся в суете повседневности, но задающая узор судьбы.

Как описать «персонологический спин», эту экзистенциальную монограмму присутствия? Не очень-то мы это знаем, но опыт астрологии, ее скромное, но многовековое обаяние позволяет сделать кое-какие выводы. Главный вывод – описание должно быть «перпендикулярно» плоскости имманентного причинения, если угодно, оно должно быть принципиально несоизмеримо с расчетами основных мотиваций. Астрологическая константа – как число пи в ряду рациональных чисел: его некуда поместить при перечислении, но его влияния не избежать при долгосрочных расчетах. Положение звезд в момент рождения, аспекты, дома и соотношение этих показателей с получением высокого чина, с чудесным спасением при кораблекрушении, с солидным денежным кушем пользуется некоторым кредитом доверия по одной простой причине: потому что любая закономерность, будь она социологической, психологической или даже физиологической, дает принципиальный сбой, если речь идет о мире человеческих поступков и их последствий.