Александр Секацкий - Философия возможных миров

“Коллеги, с которыми я обсуждаю теорию расширенного фенотипа, зачастую приходят к одним и тем же занимательным предположениям. Случайно ли то, что, простудившись, мы чихаем, или же это вирусы манипулируют нами, чтобы повысить свои шансы попасть в другого хозяина? Не усиливают ли какие-нибудь венерические заболевания половое влечение – хотя бы только за счет вызывания зуда, как экстракт шпанской мушки?” [62]

В общем, похоже, что в пределах простой арифметики фетишизм денег не возникает. Если сравнивать с теми же вирусами или бактериями, как раз по такому случаю для них есть хорошее название – “возбудитель”, то мы имеем дело с простым фоновым наличием. Согласно господствующей сегодня теории в организме постоянно присутствуют чуть ли не все возбудители, однако заболевание становится фактом, лишь когда превышается уровень фонового присутствия и болезнетворные агенты начинают стремительно размножаться. Тогда человек сталкивается не с каким-то количеством бактерий, а с болезнью – а на следующем этапе, возможно, уже болезнь имеет дело с человеком.

Понятно, что в персонификациях больших денег, в воспалениях и припадках, вызванных орбитальной баблонавтикой, гены ни при чем. Но поскольку картина временами удивительно похожа на “экспрессию генов”, можно обратиться к мемам , хотя они обычно используются для описания безличных контактов, где вполне пригодным остается и старый термин “идея”. Ведь и идеи, овладевая массами, становятся великой силой , как гласит один из самых популярных тезисов марксизма, однако, как вы заметили, меня интересует именно самостоятельное силовое поле, способное к субъектообразованию, к персонификациям и одержимостям, причем таким, для которых человеческое тело (сказать здесь “личность” уже было бы не совсем корректно) зачастую оказывается именно промежуточным хозяином, как улитка для двуустки, и оказывается именно тогда, когда концентрация встречается “в одном куске” и превышает некоторые пределы.

Кванты отчужденной субъективности вновь образуют субъект – как бы в результате концентрации, интенсификации и интоксикации. Интоксикация, возможно, связана с долгим отчужденным хранением обезличенных обещаний, поэтому возникающий, воплощающийся суверен воспринимается как Чужой, как нечеловек. То есть как бог. И если это бог, то имя ему мамона, и мы теперь вкратце можем рассмотреть дела его и его епархию.

Рассматривать психическую и социальную вселенную человека в терминах богов вполне допустимо и иногда по-прежнему актуально. Трансперсональная психология Юнга, мифологемы, используемые Фрейдом и психоанализом в целом, социальные теории от Московичи до Латура показывают, что имя бога – того или иного бога – прекрасно подходит для объяснения различных одержимостей и всего того, что не умещается в контуры наивного бихевиоризма, но даже и бихевиоризм сегодня охотно прибегает к идеям “универсальной паразитологии” или расширенного фенотипа, если желает объяснить хоть что-нибудь достойное объяснения. Конечно, психология, да и гуманитарные науки в целом изобрели множество терминов от “фрустрации” до “ремифологизации”, и новые переименования позволяют добиться понимания, но ненадолго: через несколько лет происходит смена бирок, и отбрасываемые бирки становятся еще менее пригодными для объяснения, чем имена античных богов или ритуально-космические категории. Вот что пишет Джеймс Хиллман: “Говорят, что социопсихиатрическое искажение лучше всего объясняет бога и его поклонников с помощью истерии. По нашему мнению, истерию можно объяснить с помощью культа бога как архетипа, который был настолько вытеснен и дистанцирован, что его путь к сознанию демонстрирует определенные искажения” [63]. То есть восстанавливаемый в картине одержимости бог оказывается вытесненным содержанием по всем правилам анализа. О чем Хиллман и пишет: “В истерии мы наблюдаем классический пример возвращения вытесненного” [64].

Как раз на это я вновь хочу обратить ваше внимание. Становясь обладателем денег, индивид присваивает себе распыленную и вновь сконденсированную в них суверенность, это некоторым образом и есть возвращение вытесненного, пусть даже вытесненного давно и не им лично. Но благодаря дистанцированию и просто за время хранения в этом вытесненном произошли необратимые изменения, отчужденная воля претерпела некий метаморфоз, и это означает, что возвращение вытесненного не может остаться совсем безнаказанным. Пока сумма невелика, слабая интоксикация напоминает “легкое жжение”. Эффект шпанской мушки, говоря словами Докинза. Однако тенденция концентрации капитала меняет дело, причем не только в экономике, что само собой понятно, но и в психологии. На то, что Дионис, Пан и Эдип были отвергнуты ради заменивших их истерии, фобии и фрустрации, указывалось неоднократно, и хотя переписанная в новых терминах картина явлений не дает прибавки понимания, она все же свидетельствует об оскудении силы языческих богов. Но все они боги зримые, видимые, боги, которые слишком засветились. Интересующий нас мамона является невидимым богом, еще более сокрытым, чем сам Иегова, так что воссоздать его нрав и облик – задача не из легких.

Человекоразмерные воплощения мамоны крайне далеки, конечно, от ореола святости, но они не вызывают и какого-либо опережающего отвращения, иначе семя мамоны было бы искоренено уже давно. Скорее они являют некую гипнотизирующую силу, избирательно действующую на окружающих. Брезгливость вызывают по большей части именно эти окружающие, начинающие исполнять ритуальный танец приветствия бога или его ситуативного воплощения, как это делает Лебедев в романе “Идиот”. Ритуальные приветствия и тщетные молитвы необязательно должны быть представлены так буквально (“А я буду плясать, жену, детей брошу, а перед тобой буду плясать”), но наметанный глаз способен их распознать практически всегда. А распознав их самих и источник их экзальтации и инвольтации, никто не посвятит им души прекрасные порывы. Поэтому настоящее, бескорыстное служение мамоне осуществляется в одеждах иновидимости. Обычный режим психологической окраски присутствия денег (“коммерция и ничего больше”), включающий в себя и рекламу, нас не очень интересует, обмен обманом в данном случае осуществляется в рамках слишком человеческого и тревожить золотого тельца по этому поводу было бы излишним. Деньги, безусловно, рассматривались как постоянно действующая сила наподобие гравитации, но одновременно и как константа слишком человеческого, как прямое следствие и доказательство грехопадения. Отдельные экстатические состояния и кружения дервишей мамоны вроде тех, что демонстрировал Янкель к изумлению Тараса Бульбы, не могли произвести впечатления на человечество. Алтари прямой связи без иновидимости и миражирования не работали.