Александр Секацкий - Философия возможных миров

Очень важен выбор правильной точки зрения, не суть, будет ли она называться парадигмой, эпистемой или еще как-то, но должна победить такая позиция, которая сможет связать воедино наибольшее количество явлений. Впрочем, достаточно и того, если выбранная позиция позволит представить ход вещей в новом свете, в неожиданном ракурсе.

Так, если мы отбрасываем фетишизм, придерживаясь наивного или стихийного материализма, мы, конечно, скажем, что претензии следует адресовать не капиталу, а капиталистам и особенно капитализму. Мы также уверены, что если побольше денег дать достойным, правильным людям, то уж они ими распорядятся как подобает. Уверены и в том, что хорошего человека деньгами не испортишь. Если суммировать эти по большей части молчаливые претензии, они сведутся к проблеме, что деньги есть у них , а не у нас, у него, а не у меня . И кто-то еще добавит: это всего лишь деньги, и не надо их демонизировать… Но это все равно что заметить: волшебная палочка и есть волшебная палочка, вопрос лишь в том, кто ей владеет.

Достаточно самых простых соображений, чтобы эта наивная точка зрения поколебалась. Например, почему деньги, если они психологически нейтральны, собираются в кучку именно у людей определенного типа? Или, может, это люди приобретают определенный типаж, после того как у них концентрируются большие деньги? Каковы законы взаимного притяжения денег, судя по всему, простирающиеся далеко за пределы экономики? На чем основан транспсихологический эффект притягательности больших сумм и, как следствие, притягательности их случайных обладателей? Из множества литературных примеров приведу лишь один, но, наверное, самый известный. Это знаменитое описание реакции Лебедева, случайного попутчика Рогожина, получившего большое наследство, и князя Мышкина из романа “Идиот”:

“– А теперь миллиончик с лишком разом получить приходится, и это, по крайней мере, о Господи! – всплеснул руками чиновник.

– Ну что ему, скажите, пожалуйста! – раздражительно и злобно кивнул на него опять Рогожин, – ведь я тебе ни копейки не дам, хоть ты тут вверх ногами передо мной ходи.

– И буду, и буду ходить.

– Вишь! Да ведь не дам, не дам, хоть целую неделю пляши!

– И не давай! Та к мне и надо, и не давай! И пред тобой буду плясать” [58].

Как это нередко бывает, великий писатель оказывается куда проницательнее ученых-экономистов. Феномен, описанный Достоевским, достоин пристального внимания. Почему деньги ведут себя как самостоятельные существа, особенно если они собираются в огромный муравейник, в капитал? Почему деньги покоряют воображение и даже захватывают саму личность, так что в отношении отдельных людей вполне можно сказать, что их главная черта, основная характеристика – быть персонификацией Капитала, все остальное относится к вспомогательному психологическому оформлению? Откуда же берется эта всепроникающая сила денег? Вот некоторые мои метафизические выводы на этот счет.

Деньги в конечном счете представляют собой выжимку из обещаний, которые люди свободно дают друг другу, то есть из тех связей, которые устанавливаются в кругу самых близких. Потом по мере расширения круга обещания становятся обязательствами, задолженностями и, наконец, собственно деньгами. То есть анонимной обязывающей силой, все же как-то сохраняющей отсвет наших персональных обещаний. Однако у этих взаимодействий появляются носители, и это необязательно люди – это могут быть и просто крупные суммы денег, “упакованные” в соответствующие институты – банки, биржи, синдикаты. Это фактически новое силовое поле, которое отнюдь не возникло вместе с возникновением человечества, а образовалось в результате остывания человеческого мира и человеческого общества, если можно так выразиться. С тех пор, однако, много воды утекло.

Давно пора провести рассуждение почти в физикалистском духе: почему в деле освоения движущих сил социума наметился такой застой? По-настоящему используются только силы среднего радиуса, фактически только усредненная сила денег. Да, деньги по своему происхождению – это аккумулированные обещания, переведенные перед этим в низкоэнергетическую фазу. А где эффекты трансперсонального расширения (res publica), которым человечество обязано своими выдающимися достижениями? Где ядерные силы расщепленного ядра и высокого синтеза? Это как если бы основанная на законах физики техника использовала исключительно электромагнитые силы, забыв о физике высоких энергий и уникальных возможностей.

В какой-то мере, конечно, так и есть, хотя ученые-естествоиспытатели не собираются отказываться от попыток заставить работать “мирный атом”. Да и гравитационным взаимодействиям рано или поздно придется заняться чем-то еще, помимо тупого взаимного притяжения масс. А вот силовой корпус социальной солидарности, на котором оседает и держится современная цивилизация, словно бы окончательно и навсегда отказался от высоких энергий.

Как создать управляемую термоядерную реакцию личной заботы, точнее говоря, как перебросить могучую энергию близкодействия из мест ее залегания в соседние районы, а в идеале обеспечить ею инфраструктуру всего социума?

Вообще-то использование такой энергии всегда являлось эксклюзивным делом религии, и последний беспрецедентный прорыв был совершен христианством. Вспомним великий смысл призывов “оставить отца своего и мать свою” ради общины, ради чувства, которое в свою очередь определяется бытием в близкородственной ячейке: где трое соберутся во имя Мое, там и я среди них. В сущности, и монашество имеет ту же неявную цель – выплеснуть энергию близкодействия непосредственно в мир. Соответственно с этой квазифизической и не такой уж далекой от истины точки зрения великие успехи христианства в деле преображения человечества связаны именно с овладением, пусть кратковременным, ядерной энергией экзистенциального ядра, тесным и горячим пространством, в котором несть ни иудея, ни эллина.

Попытки извлечь энергию из сверхплотных упаковок близкодействия предпринимались и в дальнейшем, порой даже с некоторым успехом, хотя опыт христианства в этом отношении и по сей день остается недостижимым. Можно вспомнить обобщение семейных ячеек в пользу классовой солидарности, эта энергия пролетариата смогла дать жизнь Советской России и едва не привела к торжеству мировой революции.

Как обстоит дело с попытками извлечения сейчас? Что ж, происходит нечто по-своему удивительное: всю динамичность современного общества обеспечивает динамо-машина денег, и только она. Стимулы, движущие силы, цели и средства их достижения завязаны на топливо денег, и нет других “электростанций”, столь универсальных генераций человеческой энергетики. Сказать, что энергия семейных ячеек и круга ближних сегодня не используется, – ничего не сказать. Дело в том, что источники экзистенциальной ядерной энергии обесточены, сам круг ближних (и прежде всего в США), по сути, переведен на низкосортную, но очень легко перебрасываемую, транспортабельную энергию денежных расчетов. Близкодействие как таковое улетучивается в своей достоверности, во всяком случае, различия между ближними и дальними, “остальными”, мало-помалу исчезает. Отсюда в равной мере вытекают и очевидные успехи современного американского общества в борьбе с коррупцией, и столь же стремительный распад ближнего круга, достоверности родства и дружества.