Евгений Клюев - Между двух стульев (Редакция 2001 года)

– Если он был другом, то тем более странно и даже кощунственно…

– Да ладно Вам, моралист! – вмешался Остов Мира. – Вам непонятно разве, что господин Творец Съездов предлагает свое, художественное , я бы даже сказал высоко художественное, видение Слономоськи? Он показывает нам его таким, каким мы его не знали , открывает в нем новые, неожиданные стороны, что для всех нас чрезвычайно ценно… Продолжайте, пожалуйста, господин Творец!

– …сама гармония, – нимало не смущаясь, действительно продолжил оратор.

– Вы еще не устали тут распоряжаться? – мелькнул в отдалении Блудный Сон.

А Петропавел действительно устал. Он уже не воспринимал ничего из того, что слышал.

– …в почетный караул у словесного портрета Слономоськи, – это он все-таки воспринял, – назначаются Бон Слонопут и Шармоська.

«Бред какой-то! – сказал себе Петропавел. – Получается сам Слономоська по частям стоит в почетном карауле у своего портрета, причем словесного!»

А Творец Съездов от посредственных обязанностей приступил к непосредственным. Откуда ни возьмись возникли столы со всевозможной снедью – и участники церемонии принялись есть как заведенные, забыв про все на Белом Свете. Петропавел даже не подозревал, что тут могут так объедаться. Его самого к трапезе не пригласили, Бон Слонопута с Шармосъкой – тоже.

– Сколько же они вот так будут стоять в почетном карауле на пустом месте? – спросил он у шедшего за катившимся апельсином Тридевятого Нидерландца.

– А пока не свалятся! – ответил тот, догнал апельсин и съел его на месте преступления, пожаловавшись Петропавлу: – Не сытный апельсин. Я хотел что-нибудь болееутоляющее!

После обильной еды гастрономическая оргия превратилась наконец в церемонию, в ходе которой все церемонились страшно: никто не ходил – все прохаживались, никто не разговаривал – все беседовали, никто не плакал – все проливали слезы. Кроме того, церемонившиеся интенсивно обменивались взглядами … Какие-то удивительно вежливые дети из другой оперы, имея в маленьких руках большие гирлянды из живых и мертвых цветов, на цыпочках медленно ходили вокруг да около, исполняя наиболее грустные песни народов мира.

– Церемонней, еще церемонней! – поддавал жару Творец Съездов, демонстрируя истинное мастерство в деле, которому он был предан как могучей душой, так и тщедушным телом. Время от времени он читал специально отобранные из сокровищницы мировой поэзии стихотворные строки – причем особенно выразительно звучали те, в которых были слышны мотивы смерти (безвременной или своевременной), ухода (по собственному желанию или по желанию родных и близких), погребения (обычного или заживо). Стихотворные строки изысканно перемежались с небольшими докладами Творца Съездов – наиболее впечатляли доклады на вечные темы, словно подчеркивавшие бренность всего живого и ценность всего мертвого.

Нацеремонившись, все проголодались и опять принялись за еду, причем за ту же самую.

Бон Слонопут и Шармоська, вцепившись друг в друга, валились со всех ног.

Внезапно Петропавел услышал стук копыт в отдалении. Мимо проскакал… сначала Петропавлу показалось, что это Ой ли-с-Двумя-Головами на коне Всадника Лукой ли. Но Ой ли-с-Двумя-Головами в две глотки пожирал блюдо за блюдом.

А фигура проскакавшего мимо была печальна, печальна, печальна…

Трудно сказать, что заставило Петропавла упасть вперед и опять сильно замахать руками.

– Еж улетает на фиг! – заорало Смежное Дитя, бросаясь к Петропавлу, который опять оказался на земле, теперь уже с разбитым до крови носом. Однако, не обращая внимая на нос и на Смежное Дитя, он поднялся и решительно направился к Летучему Жуану, который пытался за один присест на край стола съесть телячью ногу.

– Почему я не могу взлететь? – строго спросил он с Летучего Жуана.

– Ужи и ежи, как мы знаем из классики… – поверх телячьей ноги намекнул тот и отвернулся.

Петропавел обошел его с другой стороны.

– Может быть, мне объяснит это Тридевятый Нидерландец?

– Может быть… если там у них в Тридевятых Нидерландах этому учат!

– Понятно, – сказал Петропавел, направился прямиком к Ой ли-с-Двумя-Головами и бестактно поинтересовался:

– Откуда у Вас две головы?

– От рождения и не твое дело откуда, – ответили две головы по-разному.

– На коне поскачем? – предложил Петропавел беззаботным голосом.

– Вот ещё и я не сумасшедший, – последовал двойной ответ.

Ага… Но у проскакавшего мимо всадника было две головы, причем то был определенно не Ой ли-с-Двумя-Головами: Ой ли-с-Двумя-Головами находится в поле зрения! Всадник Лукой ли тоже в поле зрения, да и голова у него одна единственная!.. А, кроме того, совсем недавно я умел летать – теперь же не умею! Значит…

– Ну вот, дошло наконец! – совсем интимно, в самое ухо, шепнул вездесущий Блудный Сон.

Какими путями приходит Понимание – Бог его знает. Факты копятся, копятся, копятся – щелк!.. «Дошло наконец!»

Впрочем, «дошло» – это, конечно, сильно сказано. Так говорят тогда, когда человек отчетливо осознал то, чего раньше не осознавал. В данном же случае человек (Петропавел, разумеется) как не понимал ничего, тем более отчетливо, – так, честно говоря, и не понял. То есть еще хуже: теперь ему казалось, что не понимает он гораздо больше, чем прежде. Между прочим, объяснить непонимание ничуть не проще, чем понимание. Понимание, кстати, можно вообще не объяснять: понимаешь – и понимай себе. А вот что касается непонимания… Ужасно утомительно объяснять, например, чего именно ты не понимаешь: ведь то, чего ты не понимаешь, надо сначала как-то назвать… а как оно называется – поди выговори!

Впрочем, случай с Петропавлом был особый: то, что он понимал раньше, и то, что ему предлагалось понимать сейчас, было отнюдь не одно и то же – это-то он как раз понимал! Но на таком понимании, увы, далеко не уедешь.

– Съезд по случаю траурной церемонии разрешите считать продолжаю­щимся, – сбил его размышления жизнерадостный возглас Творца Съездов.

– Разрешаем, разрешаем! – радостно откликнулись любители, по-видимому, всяческих съездов, вскакивая из-за столов как сумасшедшие, и принялись самозабвенно аплодировать до упаду. Когда наконец все они попадали с ног, Творец Съездов заявил:

– Необходимо срочно принять резолюцию съезда. Разрешите зачитать резолюцию.

Ни у кого не было сил разрешить – и Творец Съездов приступил к чтению без разрешения, предварительно сбегав к лимузину, с трудом достав из багажника и доставив к месту продолжения съезда неподъемную урну с симво­лическим прахом Слономоськи.