Олаф Стэплдон - Создатель звезд (другой перевод)

Государственные и общественные организации постепенно утрачивали способность справляться со все нарастающей массой безработных и неимущих. Новая раса отверженных стала психологически пригодной для злобных замыслов напуганных, но все еще могущественных богачей. Родилась теория, что эти несчастные существа были результатом тайного систематического отравления расы зловредными иммигрантами, и поэтому с ними можно вообще не церемониться. Вот им и давали самую черную работу на самых тяжелых условиях. Когда безработица стала серьезной социальной проблемой, практически все отверженные превратились в безработных и неимущих. И, конечно, трудящимся было нетрудно поверить, что безработица была порождением отнюдь не кризиса капитализма, а массой бесполезных отверженных.

Ко времени моего визита рабочий класс все больше стал ощущать разлагающее влияние отверженных. Среди представителей властей и богатого сословия широкое распространение получила идея введения института рабства для отверженных и полуотверженных, чтобы с ними можно было открыто обращаться как со скотом, каковым они, в сущности, и являлись. Некоторые политики утверждали, что из-за опасности дальнейшего отравления расы, необходимо полностью истребить отверженных или, по крайней мере, полностью их стерилизовать. Другие доказывали, что отверженные необходимы обществу как источник дешевой рабочей силы. Поэтому будет разумнее просто не давать им слишком размножаться, доводя их до преждевременной смерти, используя на тех видах работ, за которые никогда бы не взялись представители «чистой» расы. Впрочем, эта идея годилась только для периода процветания; во времена кризиса лишнее население можно было заморить голодом или использовать в физиологических лабораториях.

Те, кто первыми осмелились предложить такую политику, были сметены волной благородного общественного возмущения. На самом же деле, эта политика стала претворяться в жизнь; но не открыто, а при молчаливом согласии. Все равно никто ведь не предложил ничего более конструктивного.

Когда я в первый раз «проехал» по самой бедной части города, я с удивлением увидел: многие местные трущобы были значительно ужаснее английских, но здесь также было немало больших чистых многоквартирных домов, вполне достойных Вены. Они были окружены садами, утыканными убогими хижинами и палатками. Трава и цветы были вытоптаны, кусты поломаны. Повсюду без дела слонялись мужчины, женщины и дети. Все были грязны и одеты в лохмотья.

Я узнал, что эти приличные дома были построены до начала мирового экономического кризиса (знакомая фраза! ) одним миллионером, сделавшим свое состояние на торговле наркотиком типа опиума. Он подарил эти здания Городскому Совету, миллионера зачислили в ряды небожителей и занесли его имя в местный аналог нашей Книги пэров. Наиболее достойные и наименее «невкусные» бедняки получили в этих домах квартиры; но власти позаботились о том, чтобы квартплата была не по карману расе отверженных. А затем наступил кризис. Жильцы один за другим оказывались не в состоянии платить квартплату и их выгоняли на улицу. Не прошло и года, как дома почти опустели.

Затем события приняли любопытный оборот, который, как я узнал впоследствии, был вполне естественным для этого странного мира. У респектабельной публики, несмотря на все ее агрессивное отношение к безработным, бурное сочувствие вызывали больные люди. Стоило человеку заболеть, как он становился кем-то вроде святого и получал преимущество перед всеми здоровыми людьми. Как только у любого из несчастных обитателей палаточных городков обнаруживалось серьезное заболевание, его тут же отправляли в больницу, и там для его лечения использовались лучшие достижения медицины. Отчаявшиеся нищие быстро смекнули что к чему, и делали все, что было в их силах, чтобы заболеть. Они настолько преуспели в этом деле, что все больницы очень скоро оказались переполненными. А потому пустые квартиры были поспешно переоборудованы под больничные палаты, чтобы принять нарастающий поток пациентов.

Эти и другие, отдающие фарсом, события напомнили мне о моей собственной расе. Но хотя «Другие Люди» были во многом похожи на нас, у меня зрело подозрение, что какой-то все еще непонятный мне фактор обрек их на страдания, совершенно неведомые нашему более благородному виду. В отличие от нашего мира, на этой планете здравый смысл и нравственные устои не стояли на пути психологических эксцессов. И все же нельзя было сказать, что «Другие Люди» были менее разумны и менее нравственны, чем мы. В абстрактном мышлении и практической изобретательности мы были по крайней мере равны. Но многие недавние их открытия в области физики и астрономии превосходили то, что было сделано нами. Я заметил, что психология была еще более хаотичной, чем наша, а общественная мысль приняла странно извращенные формы.

Например, в области радио и телевидения «Другие Люди» значительно обогнали нас, но совершенно диким образом использовали свои удивительные изобретения. В цивилизованных странах все, за исключением отверженных, носили с собой карманные приемники. На первый взгляд это было странно, ибо у них не было музыки; но поскольку у них отсутствовали и газеты, то радио оказалось единственным средством, благодаря которому рядовой человек мог узнать результаты лотереи или спортивных состязаний, являвшихся основной пищей его ума. Более того, место музыки заняли сочинения из вкусов и запахов, которые были преобразованы в специальные волны и транслировались всеми крупными общенациональными станциями. В карманных приемниках и вкусовых аппаратах эти сочинения приобретали свою изначальную форму. Эти аппараты очень своеобразно стимулировали органы вкуса и обоняния, расположенные на руке. Удовольствие было настолько сильным, что мужчины и женщины почти всегда держали одну руку в кармане. Имелась и специальная волна, успокаивающая младенцев.

На рынок был выброшен и сексуальный приемник. Сексуальные передачи транслировались во многих странах, хотя и не во всех. Это оригинальнейшее изобретение было комбинацией радиоволн с осязательными, вкусовыми, обонятельными и звуковыми ощущениями. Аппарат не воздействовал на органы чувств, а непосредственно стимулировал соответствующие мозговые центры. Потребитель надевал на голову специально сконструированный шлем, с помощью которого какая-нибудь далекая студия транслировала ему объятия восхитительной и чувственной женщины в том виде, в каком их действительно ощущал работающий в студии «радиолюбовник», если передача происходила в прямом эфире. Эти же ощущения могли быть и заранее записаны электромагнитным способом на стальную пленку.