Сэм Грин - Кто здесь власть? Граждане, государство и борьба за Россию

В 1993 году Владимир Жириновский поразил весь мир, когда его националистическая и антисемитская Либерально-демократическая партия России (в названии которой видна явная ирония судьбы) набрала самое большое количество голосов на парламентских выборах. Среди прочих Жириновский и бывший мэр Москвы, популист Юрий Лужков, периодически обращались к Борису Ельцину с требованием вступиться за русское население балтийских и центральноазиатских стран, а также вернуть Крым, но Ельцин отказывался. Позже возникли такие группы, как Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ), выступающие против миграции смуглых “гастарбайтеров” с Кавказа и из Средней Азии. Даже Алексей Навальный, номинальный лидер российской либеральной оппозиции, часто появлялся на националистических “Русских маршах”, ежегодно проводимых 4 ноября. Однако при Путине Кремль упорно игнорировал призывы ДПНИ и Навального о введении визового режима для трудовых мигрантов из Средней Азии.

Когда в 1999 году Путин пришел к власти, Жириновский уже стал вполне смирным российским политиком, а ультранационалистические организации были фактически искоренены силами Федеральной службы безопасности (ФСБ), которой руководил сам Путин. Впрочем, администрация Путина всегда знала о наличии националистов на правом фланге и время от времени проводила эксперименты в попытке заручиться поддержкой хотя бы самых уступчивых из них.

В 2003 году главный советник Путина по политическим вопросам Владислав Сурков сформировал группу умеренно националистически настроенных политиков для создания новой политической партии “Родина”. Предполагалось, что эта дружественная Кремлю партия сумеет привлечь голоса тяготеющих к национализму избирателей на думских выборах 2003 года, и она справилась с задачей, набрав положенные 9 % голосов, однако в 2006 году была распущена из-за растущих амбиций ее лидеров 15 . В 2007 году националистический флаг подняла молодежная группа “Наши”, созданная Кремлем с целью направить политическую энергию молодежи в нужное режиму русло (и на некоторое время ставшая местом работы кремлевской интернет-оперативницы Кристины Потупчик, с которой мы встречались в предыдущей главе). “Наши” пошли в наступление на правительство Эстонии, когда оно попыталось уничтожить важный военный мемориал советской эпохи. Активисты “Наших” принимали участие в беспорядках в Таллине и досаждали послу Эстонии в Москве. Подобным образом они преследовали также послов Великобритании и США. Кремль при этом неизменно сохранял дистанцию, а в итоге и вовсе приструнил активистов.

Решив не допускать радикальных националистов до парламентских выборов 2007 года, Кремль подтвердил свой курс на подавление этой части политического спектра. Однако национализм и ксенофобия не исчезли. Хотя они карались по законам против экстремизма и разжигания межнациональной розни, националистические группы росли и множились, используя социальные сети, чтобы выходить за пределы душных кухонь и подпольных клубов. Как и во многих странах, рассадниками национализма часто становились объединения футбольных фанатов. В основном гнев националистов был направлен на мигрантов, включая иммигрантов из Средней Азии и внутренних мигрантов из этнических республик Северного Кавказа. Мигранты, в свою очередь, объединялись в группы солидарности и самообороны (а также создавали преступные группировки).

Столкновения были практически неизбежны. В сентябре 2006 года в небольшом северном городе Кондопога неподалеку от границы с Финляндией вспыхнули беспорядки, когда после конфликта в ресторане двое русских были убиты группой мигрантов из Чечни и Дагестана. В декабре 2010 года около 50 тысяч националистов вышли на протест на Манежную площадь, прямо под стены Кремля, требуя мести за русского футбольного фаната, погибшего в массовой драке с живущими в Москве выходцами с Северного Кавказа. Кремль ответил на волнения волной арестов лидеров националистического движения, включая Александра Белова (руководителя ДПНИ) 16 . Неудивительно, что в результате националисты прониклись еще большим недоверием к Кремлю, как замечает правозащитник Александр Верховский, долгое время следящий за развитием националистического движения. “Поскольку основная масса национал-радикалов – это как раз члены ориентированных на насилие групп, все движение воспринимало эту политику как «объявление войны», что повышало градус антиправительственных настроений в среде”, – писал он 17 .

Чувствуя, что градус повышается, Кремль снова решил вмешаться. В попытке показать, что он не намерен попустительствовать мигрантам, мэр Москвы Сергей Собянин, который в сентябре 2013 года выставлял свою кандидатуру на выборы, организовал серию рейдов по вещевым рынкам, транспортным узлам, общежитиям и другим местам массового скопления иммигрантов, после чего нарушителей отправили в передвижные следственные изоляторы, а затем посадили на самолеты и выслали из страны под пристальным взором телевизионных камер 18 . Верховский утверждает, что проведенная перед выборами антимиграционная кампания стала отчасти ответом на прошлые беспорядки на Манежной площади и в Кондопоге, а отчасти реакцией на участие националистов в антикремлевских протестах на Болотной 2011–2012 годов. Она не только откликнулась на основные требования националистов, но и дала националистическим группам возможность непосредственно участвовать в реализации желательной для них политики, помогая полиции и другим силовикам выявлять и ловить нелегальных иммигрантов.

Тем временем все оппоненты Собянина на выборах, за исключением одного, заняли аналогичную позицию, стараясь переплюнуть друг друга в антимиграционном рвении 19 . Так, Навальный обещал (лишь отчасти в шутку) запретить публичное исполнение лезгинки, традиционного народного танца кавказцев 20 . Как и ожидалось, Собянин победил на выборах, что положило конец его наступлению на мигрантов – но, конечно, не национализму. Месяц спустя рабочий московский район Бирюлево Западное содрогнулся от волны погромов после убийства местного этнически русского жителя, предположительно совершенного иммигрантом из Азербайджана. Как и прежде, Кремль ответил молчанием.

Когда Владимир Путин обращается к российскому парламенту – в ходе инаугурации, с ежегодным посланием или по любому другому поводу, – не он приходит к парламенту, а парламент приходит к нему. Все рассаживаются в огромном, блестящем позолотой зале, после чего распахиваются массивные двери и Путин в одиночестве молча проходит к трибуне под аплодисменты публики. Обращение, сделанное 18 марта 2014 года, не стало исключением.