Сэм Грин - Кто здесь власть? Граждане, государство и борьба за Россию

Этот нарратив – простой, прямолинейный и практически полностью ложный – снова и снова повторялся на государственном телевидении, которое неустанно продвигало кремлевскую версию событий. Новостные выпуски удлинились с тридцати минут до часа, а воскресные новости стали вместо часа занимать все два. И говорили там только об Украине. По данным российского телеобозревателя Арины Бородиной, в двух самых популярных вечерних новостных программах – “Вести” и “Время” – Украине в среднем отводилось по десять сегментов продолжительностью от семи до десяти минут. Как выяснили российские дети, ради Украины можно посягнуть и на святое: одна из самых любимых в России детских программ “Спокойной ночи, малыши” была перенесена с привычной “России 1” на другой канал 4 . В целом рейтинги показывают, что время просмотра телевизионных новостей увеличилось примерно на 30 % в сравнении с предыдущим годом 5 .

Более того, телевидение работало не в вакууме. Создаваемые там нарративы воспроизводились в интернете. Вскоре “антифашистские” и антизападные телевизионные мотивы стали преобладать и в киберпространстве 6 . Как выразился политолог Кирилл Рогов, Россия переживала “крымский синдром”, и даже самые ярые критики режима оказались захвачены моментом 7 .

Продолжая работать на Кремль в интернете, Кристина Потупчик довольно часто писала об Украине. В самую активную фазу периода, к которому относятся слитые хакерами группы “Шалтай-Болтай” электронные письма, война на Украине фигурировала практически в каждом документе. Каждый отчет сопровождали рекомендации “охранителям”, содержащие советы по освещению картины дня, и Потупчик постоянно напоминала, что события необходимо преподносить в свете борьбы с фашизмом. Фашизм был важен в двух отношениях. Называя сформированное после “Евромайдана” украинское правительство фашистскими бандитами, “охранители” играли свою роль в лишении украинской революции правомерности. Не менее важно было и то, что интерпретация украинских событий в рамках борьбы с фашизмом связывала современную политику с великой победой во Второй мировой войне. Россия захватывала земли соседа не из эгоистических побуждений, а вступала в новое историческое противостояние, чтобы спасти мир от фашизма.

Но Потупчик и “охранителям” было непросто сотрудничать с националистами – даже когда националисты примкнули к Кремлю в вопросах Украины. Да, аннексия Крыма и война в Донбассе помогли Кремлю нащупать дорогу к националистам, с которыми он давно был на ножах. Националистов удалось привлечь, внушив им, что российское государство поступает так, как они давно просили: ведет себя увереннее на международной арене, возводит бастион для защиты от западного экспансионизма и активно заступается за русское (или хотя бы русскоязычное) население на постсоветском пространстве. Однако отношения националистов с Кремлем были нестабильными и непростыми: Кремль с недоверием относился к движению, которое еще недавно подавлял (и которое не далее как в 2010 году отчаянно митинговало у стен Кремля), а националисты не спешили доверять переменчивым кремлевским настроениям 8 .

Хотя Потупчик пыталась интегрировать националистов в широкое сообщество “охранителей” – и часто в своих отчетах тоже называла их “охранителями”, – она столкнулась с серьезной проблемой. Дело в том, что националисты, подпитываемые собственными страстями и привыкшие иметь собственное мнение, не всегда реагировали на события на востоке Украины продуктивным образом. Показателен эпизод, произошедший в начале июля 2014 года, после того как пользующийся поддержкой России командир сепаратистов Игорь Стрелков приказал своей армии отступить из стратегически важного Славянска. 6 июля Потупчик написала:

Стоит отметить, что маневр войск Стрелкова, сдавших Славянск и начавших отступление в направлении Донецка, был неоднозначно воспринят “охранителями”, которые ранее поддерживали Юго-Восточную Украину. На этот счет высказываются как резко отрицательные, так и положительные мнения, и точно так же обстоит ситуация с соответствующей интерпретацией политики Путина и поддержкой его личности. Нам необходимо выработать общую позицию касательно действий юго-восточных войск, чтобы их трактовка была выгодна для России и соответствовала действиям российских властей. Это позволит нам успешно противостоять оппозиции в дискуссиях.

К ноябрю Потупчик заявила о победе в сообщении, которое обращено скорее ее начальникам, чем “охранителям”:

Мы фактически перехватили тему поддержки Новороссии у националистического сообщества. Умеренные националисты, по сути, действуют в согласии с “охранителями”, и их деятельность нейтрализует оппозиционное крыло [националистов], которое поддерживает украинских неонацистов.

Впрочем, чтобы “крымский синдром” охватил все российское общество, согласованной работы государственного телевидения и интернета было мало. Нужно было очистить информационное пространство от конкурирующих голосов.

Фактически Кремль начал наступление на независимые медиа еще до присоединения Крыма. Первым пунктом в черном списке значился кабельный и онлайн-телеканал “Дождь”, созданный и руководимый уже знакомым нам Михаилом Зыгарем.

Зыгарь гордился – и продолжает гордиться – своим детищем. С точки зрения его коллег, независимость не предполагала вступления в ряды оппозиции. Когда в 2011–2012 годах протестующие выходили на улицы Москвы, Санкт-Петербурга и нескольких других крупных городов, миллионы включали канал, чтобы увидеть обе стороны политического конфликта. Команда Зыгаря давала возможность высказаться не только лидерам протеста, включая Навального, Ксению Собчак и Геннадия Гудкова, но и таким людям, как министр Михаил Абызов, главный редактор Russia Today Маргарита Симоньян, кинорежиссер-националист Федор Бондарчук и многие другие.

“Полагаю, это было огромное достижение, поскольку ни один другой телеканал не мог позволить себе в прямом эфире задать чиновнику или церковному лидеру вопрос на тему, реально волновавшую людей, – сказал нам Зыгарь. – Мы освещали деятельность оппозиции, потому что не ограничивали себя ни в чем. Но мы точно не считали себя оппозиционным каналом. В то время я снова и снова твердил журналистам, что мы не оппозиционный канал – мы обычный канал, который дает всем сторонам возможность высказаться. Совершенно обычный телеканал, который должен следовать принципам и стандартам профессии. И это отличало нас от государственных телеканалов”.

Такой подход оправдал себя. Когда протесты на Болотной стихли – и даже когда Путин вернулся в Кремль и начал наступление на оппозицию, – аудитория “Дождя” продолжала расти: к концу 2013 года канал ежемесячно смотрели 20 миллионов человек по всей России. В ноябре того же года государство объявило конкурс на получение права осуществлять вещание в составе второго национального мультиплекса цифровых телеканалов, куда должны были войти десять вещателей. После голосования жюри из представителей национальной телеакадемии “Дождь” занял одиннадцатое место, уступив всего один голос “Муз-ТВ”. Сочувствующие (и возмущенные) члены жюри дали Зыгарю понять, что в процесс вмешался Вячеслав Володин, который в то время отвечал за внутреннюю политику в Администрации Президента.