Сэм Грин - Кто здесь власть? Граждане, государство и борьба за Россию

Как принудительный контроль фрустрации связан с поддержкой политики Путина? Оптимизм – и умение видеть плюсы в любой ситуации – требует усилий, и уживчивые люди охотнее остальных предпринимают эти усилия. Однако в процессе они изучают свое общественное окружение, чтобы определить, чего от них ожидают – а ожидают от них не всегда проявления доброты. В другой серии экспериментов Грациано с коллегами показали, что при попадании в среду, где большинство людей проявляют различного рода дискриминацию, уживчивые люди участвуют в дискриминации ничуть не менее охотно, чем остальные 43 . Иными словами, дело не в том, что уживчивые люди менее расположены к предрассудкам, а в том, что они с большей готовностью скрывают свои истинные чувства и ведут себя так же, как окружающие, чтобы вписаться в общество.

В российском контексте высокие показатели уживчивости – желание со всеми ладить и избегать общественных конфликтов – стали главным индикатором готовности голосовать за Путина и одобрять идеологию Кремля. Дело в том, что уживчивые люди – такие, как Анна (но не такие, как Андрей), – чаще всего узнавали большую часть новостей из официальных источников и реже обращались к оппозиционной прессе. Православие также играло более важную роль в жизни уживчивых, чем неуживчивых людей. Влияние санкционированных государством медиакампаний и церкви явно укрепляло поддержку Путина, но также усиливало гомофобию. В таком контексте предубеждения против гомосексуалов и опасения на их счет не просто допускались, а поощрялись.

Когда речь заходит о политике, Андрей становится многословен, но всячески подчеркивает свое равнодушие. В преддверии президентских выборов 2018 года он сказал нам, что планирует вместо выборов пойти на работу.

“Это обычный день”, – отметил он.

Он голосовал лишь один раз – когда служил в армии. “Не по своей воле”, – пояснил он.

Однако если бы его заставили прийти на выборы, он бы поддержал Путина, в основном потому, что оппозиция ему противна.

“У нас плохое руководство, но эти люди уже у власти, и жизнь у нас вполне ничего, – сказал он. – По крайней мере, на поверхности. Но эти ребята [из оппозиции] – настоящие клоуны… Я даже не считаю их оппозиционерами. Это просто банда жуликов, которых кормят из-за границы. Теперь это уже не секрет. Все этот – как его? – который в тюрьме сидел, а теперь то ли в Латвии, то ли еще где”. (Через несколько минут Андрей вспомнил фамилию: Ходорковский.)

Очевидно, человек не должен быть уживчивым, чтобы поддерживать Путина (даже из-за отсутствия альтернатив), а неуживчивость не становится прямой дорогой к оппозиции. Однако в некоторой степени уживчивость способствует укреплению политической поддержки Путина.

Если самые уживчивые люди России входят в число самых ярых сторонников Путина – и если они поддерживают его не благодаря тому, что он делает для них в материальной или даже идеологической сфере, а потому что их поддержки требует социальный контекст, – что же произойдет, когда социальный контекст начнет меняться? По иронии судьбы, несмотря на важность преданности в структуре российской политики, “уживчивый” электорат на самом деле нельзя считать по умолчанию преданным. Можно сказать, что он предан не столько Путину, сколько собственному стремлению не выделяться – или, как выразился Гавел, “жить в согласии с обществом”.

“Я просто не вижу реального конкурента для нашего президента, – сказала нам «уживчивая» Анна в преддверии президентских выборов 2018 года. Как ни удивительно, в ее поддержке Путина не было ни агрессии, ни гнева, которые выражал Андрей. – Нет ни одного достойного соперника. Если бы появился достойный соперник, возможно, изменилась бы и наша политическая ситуация. Может, у нас был бы другой лидер. Но эти [люди в бюллетене] ему не соперники. Они все ничтожны… Но это лично мое мнение. Я не вижу достойной оппозиции Путину. Когда увижу, тогда скажу: «Вот мой президент». Конечно, нам нужна молодежь. Нам нужно меняться”.

“Он мертв”.

Первой это произнесла обычно неудержимая Евгения Альбац, редактор оппозиционного российского еженедельника The New Times . У собравшихся за длинным обеденным столом в Бостоне зажужжали телефоны.

“Борис мертв, – повторила она. – Они убили его”.

История власти Владимира Путина – история того, как эмоции и поддержка миллионов одних россиян и покорность миллионов других наделяют Путина силой, – не единственный сюжет в российской политике. Это даже не единственный важный сюжет. Власть Путина была построена перед лицом оппозиции, которая несмотря ни на что выжила. Миллионы обычных россиян продолжают видеть другое будущее для своей страны и бросают Кремлю серьезный вызов. Их история тоже должна быть услышана – и не в последнюю очередь потому, что в будущем России они сыграют не менее важную роль, чем сторонники Путина.

Однако Бориса Немцова в этом будущем не будет. В прошлом этот человек с открытой улыбкой успел побывать губернатором и вице-премьером и, как и многие молодые реформаторы из команды Бориса Ельцина, у большинства россиян ассоциировался с хаосом и лишениями конца 1990-х. И все же, встав плечом к плечу с Алексеем Навальным и Сергеем Удальцовым во время протестов на Болотной и рискнув собой 6 мая 2012 года, когда полиция разгоняла многочисленный митинг, он постепенно начал восстанавливать свою репутацию. Пока Удальцов томился в тюрьме, а Навальный участвовал в, кажется, бесконечном судебном процессе, Немцов возглавлял движение против войны на Украине. В июле 2013 года он был избран депутатом Ярославской областной думы, став одним из немногих оппозиционеров, получивших государственную должность. Кроме того, он возглавлял Партию народной свободы (ПАРНАС), единственную в полной мере оппозиционную партию, официально признанную Центральной избирательной комиссией, а следовательно, имеющую право выставлять кандидатов на выборы. Предполагалось, что в парламентских выборах 2015 года примет участие целый ряд кандидатов от оппозиции.

Однако именно антивоенное движение вернуло Немцова на передовую российской политики, поскольку он единственный из политиков любого толка открыто и последовательно высказывался против аннексии Крыма и вмешательства в ситуацию в Донбассе. Первый крупный антивоенный митинг в России состоялся 15 марта 2014 года, всего за три дня до аннексии Крыма. Ранее в Москве устраивались менее многочисленные несанкционированные антивоенные и проукраинские протесты, на которые выходило не более нескольких сотен человек. 15 марта на улице было холодно. Организаторы митинга не могли решить технические проблемы, которые особенно сильно сказывались на качестве звука. В результате многие участники митинга рано покинули место его проведения. Тем не менее к 13:45 на улицы вышло уже 5 тысяч человек. Борис Немцов и Илья Яшин держали транспарант с надписью “За Россию и Украину без Путина!”. К 15:45 собралось 50 тысяч человек, в числе которых были представители определенной части российского политического спектра – либеральных групп “Солидарность”, “Партия прогресса” и “Демвыбор”, а также некоторых анархических движений. На сцену поднимались оппозиционные политики и активисты, военные корреспонденты и даже участницы Pussy Riot 1 . Дружественный Кремлю националист Сергей Кургинян, в 2012 году выступавший на многих антиоппозиционных фальшивых прокремлевских демонстрациях (“путингах”), снова организовал прокремлевский митинг, назначив его на то же время, что и “Марш мира”, но на него пришла лишь горстка участников, несмотря на явно гораздо большую популярность его идей.