Таппер Саусси - Правители Зла: Полезные знания о руководящих органах

В день ориентации первокурсников в Южном университете в Сьюани, штат Теннесси, я сел за стол напротив моего преподавателя-советника. Он был профессором ботаники по имени Эдмунд Беркли. Доктор Беркли изучал закладку на моей картонной папке, как будто это был какой-то редкий вид листьев. Внезапно его глаза впились мне в лицо.

"Саусси", - спокойно произнес он: "Хорошее гугенотское имя". Это слово поставило меня в тупик. "Гугенот?"

"Саусси - это французское имя", - поучал он: "Сьюани-протестантский университет. Ваши предки, должно быть, были гугенотами."

Я молча простил отца за то, что он никогда не говорил мне, что наша фамилия французская и что наши предки могли быть кем-то вроде "гугенотов".

"А кто такие гугеноты?" - поинтересовался я.

"Французские протестанты", - объявил мой советник: "Их истребляли по приказу Екатерины Медичи в сговоре с иезуитами."

Выжившие гугеноты были изгнаны. Одни обосновались в Англии, другие - в Пруссии. Некоторые приехали в Америку, как, очевидно, и ваши предки."

Иезуиты. Это было знакомое слово. В Тампе, моем родном городе, была иезуитская средняя школа. Иезуитская школа была очень уважаема академически и атлетически. Я знал о существовании связи между иезуитами и Римско-Католической Церковью, но не более того.

"Кто такие иезуиты?" - спросил я.

"О, иезуиты - члены Общества Иисуса", - ответил он. "Отличные люди. Творческая интеллигенция. Они работают исключительно на папу, присягают ему и только ему. Некоторые называют их личной милицией Папы Римского. Что-то вроде меча без армии. В прошлом они были источником проблем, когда вмешивались в дела правительств, пытаясь подчинить их папскому владычеству, но в этом столетии их хорошо укротили. Они замечательные педагоги."

В тот же вечер я позвонил отцу, и он ответил на предположение доктора Беркли. Да, наши предки были гугенотами. Они прибыл в гавань Саванна во второй половине 18 века, после нескольких поколений шотландцев, который остановились здесь. Французские протестанты были изгнаны из своей любимой страны так же, как евреи были изгнаны из Германии. Нацисты преследовали евреев, иезуиты преследовали нас. Но это было очень давно, сказал отец, и я согласился. Прощение - великая добродетель, и лучше оставить прошлое в прошлом. Поэтому я забыл о гугенотах и иезуитах и погрузился в свою карьеру в колледже, в свое будущее, в свою жизнь.

У меня не было повода вспомнить о моем разговоре с Эдмундом Беркли до тех пор, пока примерно тридцать лет спустя, в августе 1984 года, во время краткой, но красноречивой встречи с помошником прокурора штата по имени Джон Маккун. Мы стояли в нескольких шагах друг от друга в мраморном коридоре перед зданием федерального суда в Чаттануге, ожидая начала утреннего заседания. Я был на скамье подсудимых по обвинению в умышленном непредставлении налоговых деклараций за 1977, 1978 и 1979 годы.

Я не сомневался, что обвинения будут сняты. Закон, который я якобы нарушил, применялся к лицам, обязанным подавать декларации, я к ним не относился. Кроме того, у меня было письмо, подписанное окружным директором Налоговой службы, в котором говорилось, что тщательный поиск файлов не выявил никаких налоговых обязательств на мое имя за эти годы. Люди, не имеющие налоговых обязательств, не обязаны подавать декларации. Почему же я там оказался?

Гулкий голос моего друга-адвоката нарушил мою мысли. "Таппер", - сказал он, подводя меня к Джону Маккуну: "Ты встречался со своим прокурором?"

Он весело представил нас друг другу и поспешил к другим участникам процесса.

Мы с Маккуном пожали руки. "Джон", - спросил я, чувствуя необходимость завязать светскую беседу: "ты из Чаттануги?"

"Нет", - ответил он: "я приехал из Вашингтона."

Что-то внутри подсказывало мне надавить: "Так вы родом из Вашингтона? "

"Нет, я родом из Нового Орлеана."

"У меня много кузенов в Новом Орлеане", - просиял я. Он, казалось, немного нервничал.

"Да, имя Саусси там не безвестно, - сказал он."

"Один из моих кузенов живет в Новом Орлеане", - сказал я и назвав его имя.

"Он твой кузен? Он и я были рукоположены вместе."

"Рукоположены? " - спросил я: "Мой кузен - священник-иезуит? Вы иезуит?"

"Да", - сказал мой обвинитель, теперь уже заметно взволнованный. "Знаешь, мне, возможно, придется взять самоотвод...."

"У меня есть идея получше - снимите обвинение."

"О нет, я не могу этого сделать."

Диалог внезапно был прерван голосом судебного пристава, объявившего, что заседание суда началось.

Итак, мой обвинитель Джон Маккун был иезуитом! Средства массовой информации, которых кормит с ложечки его прокуратура, уже заклеймили меня "протестующим против налогов". Что происходило? Неужели иезуиты снова преследуют протестантов?

Я вообще не протестовал против налогов. Я просто раскрыл некоторые истины о налоговом и денежном законодательстве и осмелился на них настаивать.

Как и в случае с гугенотами и теми истинами, которые они открыли о христианстве, власти были оскорблены. Разве не странно, что нас – моих предков и меня – заклеймили как антиобщественных, отвратительных людей, которые нарушают хороший порядок, осмеливаясь протестовать? Было ли это религиозным преследованием? Неужели моя позиция в отношении истины была настолько оскорбительной, что Папа послал одного из своих воинов без меча, чтобы убить меня? А потом был суд. Обвинение против меня было выдвинуто 31 июля, в день праздника святого Игнатия Лойолы, отца-основателя Общества Иисуса (Орден Иезуитов). Согласно догмату Римского литургического календаря, любое дело, начатое в день праздника святого, особенно достойно внимания святого.

В течение следующих 11 месяцев произошла странная серия тайных разбирательств. Оправдательные доказательства игнорировались или подавлялись. Были прокурорские нарушения, которые суд оправдал. Когда я попытался избежать последствий ошибок, то был наказан. Прецеденты подобного "судебного паровоза" можно было найти в анналах римской инквизиции, которая, как я узнал, была введена иезуитами в 1542 году. Неужели это была американская инквизиция? Все это время налоговая служба, Джон Маккун и СМИ продолжали называть меня "протестующим против налогов". Иногда они называли меня "уклоняющимся от уплаты налогов".

В конце концов, присяжные оправдали меня по обвинению в умышленном непредставлении налоговых деклараций за 1978 и 1979 годы. Но за 1977 год они подтвердили обвинение, и высший суд поддержали их вердикт. Это был всего лишь проступок. Последний обвиняемый в моем округе, осужденный по тому же обвинению, был приговорен к шести неделям заключения. Но суд приговорил меня к году заключения, максимально допустимому по закону. Это произошло из-за того, что прокурор назвал моим "нераскаявшимся". Некоторые говорят, что мне следовало бы плакать крокодильими слезами и обещать исправиться. Но это было бы игрой. Как вы можете раскаиваться в том, чего не должны были делать?