Виталий Павлов - Операция «Снег»

К сожалению, надо признать, что иногда провокации американских спецслужб удавались их организаторам, особенно когда советские разведчики ослабляли бдительность, проявляли слабость. Но в большинстве случаев такие операции заканчивались неудачей, вот несколько примеров. В 1953 году в Вене ЦРУ пыталось силой захватить сотрудника внешней разведки Б.Я.Наливайко, который по прикрытию занимал должность заведующего консульским отделом. Он оказал активное сопротивление и, несмотря на численное превосходство американских разведчиков, сумел сорвать их операцию. Спустя четырнадцать лет в Токио цэрэушники, использовав психотропные средства, чуть было не вывезли насильно в США нашего резидента Г.П.Покровского, но ничего у них не получилось.

Я вспомнил об этом провале «джеймс бондов» из Лэнгли в 1985 году, когда в Риме исчез сотрудник внешней разведки В.С.Юрченко. В августе его захватили оперативники ЦРУ и вывезли в США, но через месяц он сумел ускользнуть из-под стражи и добраться до советского посольства в Вашингтоне. На пресс-конференции Юрченко подробно рассказал, как его пытались сделать перебежчиком и с этой целью накачивали психотропными препаратами, чтобы подавить волю и выведать известные ему служебные секреты и государственные тайны.

Эти примеры позволяют сделать вывод, что подобные действия ЦРУ были системой. Я думаю, что изменник Станислав Левченко, сотрудник токийской резидентуры, действовавший под прикрытием корреспондента еженедельника «Новое время», был захвачен американцами насильно в 1979 году и сломлен последующей обработкой. Тот факт, что он вел себя как изменник, свидетельствует, в отличие от случая с Покровским, лишь о том, что на этот раз в Лэнгли более правильно определили личные качества объекта воздействия и успешно завершили операцию.

К числу наиболее неприятных для ФБР и ЦРУ неудач в попытках склонить попавших в их руки советских разведчиков к сотрудничеству, несомненно, следует отнести дело Абеля. Когда он оказался в тюрьме, представители этих двух спецслужб оказывали на него всяческое давление, использовали все возможные средства — от посулов дать свободу до угроз посадить на электрический стул. Но этому шантажу противостояли несгибаемая воля нашего разведчика, его мужество и преданность Родине.

А как же спецслужбы Кремля? Как они пользовались методом провокаций? И применяют ли его сейчас?

В начале своей карьеры я часто слышал об использовании подобных приемов для проверки агентов или внедрения наших людей в антигосударственные организации. То есть такое применялось в практике НКВД в ежовско-бериевские времена. Позже с провокациями в нашей работе я никогда не сталкивался, ни один, даже самый недружественно настроенный к нам западный журналист не мог привести ни одного факта, который свидетельствовал бы об обратном.

Скажу, к слову, что на этом фоне непонятно стремление иных отечественных авторов показать ФБР и ЦРУ в приукрашенном виде, достойном, мол, подражанию. Надеюсь, что время неизбежно внесет в эту тенденцию необходимые коррективы.

Как читатель уже знает, среди моих обязанностей на посту заместителя начальника ПГУ была забота об освещении в средствах массовой информации, литературе, кинематографе и театре работы разведки, ее методов, деятельности оперативного состава. В КГБ существовал тогда Совет по связям с общественными организациями и творческими союзами. Мне было поручено представлять в Совете внешнюю разведку и способствовать «в разумных пределах» освещению отдельных сторон ее деятельности.

Первым таким шагом было использование архивных сведений о выдающейся агентурно-оперативной операции в первые годы советской власти. Ее название — «Трест». В 1962 году я встретился с известным писателем Львом Вениаминовичем Никулиным, ознакомил его с материалами дела «Трест» и получил его согласие взяться за художественное произведение на эту тему. Договорились, что по любому вопросу, который может возникнуть при знакомстве с делом, писателю будет обеспечена необходимая консультация. Льву Вениаминовичу мы объяснили, что главная оперативная задача операции «Трест» заключалась в том, чтобы нейтрализовать террористическо-диверсионную деятельность контрреволюции в лице ее внутреннего подполья и закордонных белогвардейских формирований. Свершилась революция, народ ее принял, но не смирившиеся с ней силы продолжали все новые попытки накалить атмосферу в стране, разжечь междоусобную борьбу, в которой использовались любые средства — вплоть до террора.

Никулин написал большой роман «Мертвая зыбь». Он проявил большое понимание профессии разведчика и контрразведчика, прочно связанной с большим риском. Не буду останавливаться на всех сторонах произведения. Отмечу главное: вопреки распространенной нашими противниками версии, будто советские разведывательные и контрразведывательные органы только и делали, что провоцировали контрреволюцию на враждебные действия, писатель воссоздал истинную картину событий первой половины 20-х годов и доказал, что в ходе этой уникальной операции никаких провокаций не было.

Потом родилась идея экранизировать произведение Л.В.Никулина. Кинофильм «Операция „Трест“ вызвал большой интерес у зрителей.

Успешным было и наше сотрудничество с прозаиком Варткесом Арутюновичем Тевекеляном. Он взялся создать роман на основе материалов о жизни и разведывательной деятельности В.М.Зарубина. Хотя Василий Михайлович к этому времени уже тяжело болел и мог беседовать с писателем лишь пятнадцать-двадцать минут в день, он снабдил будущего автора такими убедительными деталями своей закордонной работы, которые из архивных материалов невозможно было извлечь. В результате в 1966 году появился роман «Рекламное бюро господина Кочека». В нем во многом близко к жизни Василия Михайловича и его жены Елизаветы Юльевны автор рисует дела советских разведчиков в условиях фашистской Германии.

Были у меня и неудачи в этой области. Так, мы договорились с писателем В.М.Кожевниковым, что он возьмется за обширный труд о наших разведчиках. Я представил ему Р.И.Абеля, и, надо сказать, Вадим Михайлович загорелся этой темой. Героя произведения назвали Александром Беловым, чтобы намекнуть о прообразе Абеле (А.Белов).

Первая же глава романа, получившего название «Щит и меч» вызвала у меня и Р.И.Абеля категорические возражения. Советский разведчик Александр Белов предстал перед читателя ми как некая модификация Джеймса Бонда, с авантюристическими выходками, безнравственными поступками. Кожевников горячо отстаивал свое видение темы, доказывал, что наша молодежь нуждается в советских «джеймсах бондах». Иначе, мол, роман не будет достаточно популярным.