Йоран Терборн - Города власти. Город, нация, народ, глобальность

В-третьих, можно ли ввести такую глобальную типологию наступления политического Модерна, которая была бы аналитически выполнимой и в то же время подкреплялась бы эмпирически? Да: когда я занимался глобальным исследованием развития избирательного права [47], мне пришла в голову идея, что существует четыре основных пути к современному национальному гражданству, четыре основные траектории по направлению к Модерну, определяемые конфликтами тех, кто «за» и «против» нового, т. е. конфликтами между модерном и традицией, модерном и антимодерном. Различие между ними можно провести в общих аналитических категориях, а потому они могут использоваться не только для разграничения групп различных стран, но также в качестве идеальных типов, два или большее число которых могут выполняться в той или иной конкретной стране.

Как порождалась новая политическая культура? Внутри, в данном обществе, или же она импортировалась или навязывалась извне? Кто представлял силы нового? Новая страта внутри данного общества, внешняя сила или же часть старой внутренней элиты? Где находились основные силы антимодерна, традиционного авторитета и подчинения – внутри или вовне?

Придерживаясь этой логики, мы можем провести различие между четырьмя основными конфликтными конфигурациями. Они возникли как эмпирические обобщения, но также могут использоваться в качестве идеальных типов, особенно потому, что их можно разместить в логическом пространстве свойств [48]. Эта возможность сработала прежде всего в двух важных гибридных случаях – России и Китая. Однако четыре основных действительных пути к Модерну были открыты следующими способами.

Новая ориентация на будущее, присущая последним векам, первоначально возникла в Европе не в качестве естественного проявления европейской цивилизации, а из внутренних конфликтов самой Европы, прежде всего северо-западной; к числу этих конфликтов можно отнести и войны за европейские заморские империи. Другими словами, европейский путь – это путь гражданской войны, пусть и не всегда насильственной, в которой силы разума, просвещения, нации/народа, изобретения и перемен выступили против сил вечных истин Церкви, высочайшей мудрости и красоты древней философии и искусства, божественных прав королей, древних привилегий аристократии и обычаев отцов и дедов. Он был связан с расцветом торговли, капитала и промышленности, построенной на колониальном накоплении ресурсов заморских территорий.

Таблица 1. Пути к Модерну (и через Модерн) в зависимости от месторасположения сил и культур: «за» и «против»

С глобальной точки зрения выделяются два аспекта европейской нации. Первый – ее закрепленность в народной и территориальной истории, отличная от земельной собственности княжеской власти. Второй – ее значительная и довольно специфическая культурная нагрузка, ядром которой является разговорный язык. Стандартизация и гомогенизация национального языка была главной частью национальных политических программ, «создания итальянцев» и превращения «крестьян во французов», как было сказано в замечательной книге Юджина Вебера [49]. Создание национального языка посредством отбора диалектов, грамматической и орфографической кодификации стало основной задачей интеллектуалов европейских малых наций в XIX в. от Балкан до Норвегии. Там, где это было возможно, языки меньшинств выдавливались из национальной культуры.

Государства колонистов в обеих Америках должны были создать новые нации, которые в мифологическом и эмблематическом отношении опирались, конечно, на исторические примеры, служившие символическими ресурсами, – на античный европейский республиканизм, если говорить о США, на исторический опыт католицизма и на доколумбову (т. е. инкскую и ацтекскую) высокую культуру в Латинской Америке, но не претендовали на этнокультурную территориальную историю, разделяя свой язык со своими метрополиями.

Наиболее характерной чертой Нового Света стала присущая ему концепция нации как клуба , в который можно и нужно набирать желательных членов. Целевая иммиграция из Европы была главным аспектом строительства нации. «Править – значит населять», – сказал выдающийся аргентинский политик середины XIX в. Хуан Баутиста Альберди [50]. Особенно в латиноамериканском, бразильском и, к примеру, аргентинском, дискурсе такой клубный набор открыто называли «отбеливанием» или «цивилизированием» нации [51]. Долгое время полноправными гражданами новых наций Америк и Австралии считались только люди внешнего, т. е. европейского происхождения.

Нации колониальной зоны составляют третью разновидность, а именно нации, определяемые в качестве бывших колоний . Там не было ни исторических территорий, ни народов как исторических единиц, одни лишь колониальные границы. Приняв редкое по своей мудрости решение, африканские лидеры националистического движения решили принять все эти границы, пусть даже произвольные и разделяющие культуры. Али Джинна поступил не так, и Британская Индия, которая была больше любого доколониального государства Индии, раскололась на Индию, которую Неру отказался называть «Индустаном», Пакистан и Бангладеш, причем раскол сопровождался ужасными погромами и военными столкновениями.

Сохранение колониального языка – это, вероятно, наиболее явное наследие колониального пути к Модерну со всеми связанными с ним сложными и иерархическими отношениями нации и культуры, хотя в многоязычных странах, таких как Нигерия, где, по разным оценкам, от 400 до 500 языков [52], или в Индии, где, согласно недавнему лингвистическому анализу переписи населения [53], существует по крайней мере 122 языка, этот ход был обоснован прагматически.

Европейское представление о том, что нация определяется ее языком, не могло применяться к бывшим колониям. Когда же оно и правда применялось, как в Пакистане, это вело к катастрофическим результатам, начиная с болезненного отделения восточной Бенгалии в 1952 г. от Западного Пакистана, где лидеры продвигали урду, хотя могольский вариант урду и там не был родным языком большинства населения [54].

Общее наследие антиколониализма состоит в сильном национализме как решающей массовой политике современного толка. Постколониальная культура также обычно явно разделена между элитной культурой и массовой. Элитная культура в основном передается на языке бывшей колониальной державы, т. е. языке, который большинство населения не понимает. В столице, как правило, воспроизводится колониальное разделение, постколониальная элита занимает официальные здания, а также частные особняки и виллы колонизаторов. Обычно сохраняются и колониальные практики управления, хотя часто они подвергаются коррупции и страдают из-за дефицита государственных ресурсов.