Макс Вебер - Власть и политика [сборник]

Итак, насколько разнообразны по внутренней социальной структуре германские партии, настолько же здесь, как и повсюду, бюрократизация и рациональное финансовое хозяйство представляют собой явления, сопровождающие демократизацию. Однако это обусловливает гораздо более непрерывную и напряженную работу для привлечения голосов, нежели та, что прежде была известна старым партиям «уважаемых лиц». Постоянно увеличивается количество предвыборных речей, которые кандидату сегодня по возможности полагается произнести в каждом населенном пункте его округа, а также количество его визитов и отчетных докладов, и по мере надобности – партийной корреспонденции и клише для партийной прессы и разного рода рекламы. То же касается остроты и беспощадности в средствах борьбы. На это часто сетуют и ставят партиям в вину как особенность современной партийной борьбы. Но ведь в борьбе принимает участие не только аппарат партий, но и – совершенно в такой же степени – находящийся у власти правительственный аппарат. Здесь вне конкуренции как по неразборчивости, так и по тональности была подпитываемая из так называемого «фонда гвельфов» бисмарковская пресса, особенно с 1878 года. Попытки создать местную прессу, полностью зависимую от руководящего ведомственного аппарата, не прекратились. Следовательно, существование и качество этих средств борьбы не имеют ничего общего с мерой парламентаризации. Равно как и с градацией избирательного права [91] В конце 1917 года в прессе, скупленной тяжелой индустрией, появились обвинения в том, что «Frankfurter Zeitung», как и один депутат Рейхстага, подкуплены англичанами. Аналогичным образом мое имя и имя одного моего коллеги (национал-либерала) ставилось в связь с взятками, полученными от Ллойд-Джорджа. И такие утверждения принимались на веру в кругах литераторов! Уже одного этого достаточно для суждения о политической зрелости этой прослойки. Но ведь дела этих сикофантов показывают, что существование и тип демагогии без парламентаризма и демократии находятся у нас на уровне, не отличающемся от французского. . Но они являются следствием массовых выборов как таковых, совершенно независимо от того, служат ли предвыборные организации местами отбора политически ответственных вождей, или же они могут заниматься исключительно негативной политикой, основанной на интересах и подкупе, как происходит у нас. Как раз в последнем случае партийная борьба сплошь и рядом принимает особенно подчиненные формы, так как за ней здесь стоят чисто материальные и личные интересы. Можно (и должно) с помощью суровой уголовно-правовой защиты бороться с направленностью политической борьбы против личной чести и, прежде всего, против частной жизни соперника, а также с легкомысленным распространением несправедливых сенсационных утверждений. Но способ и характер борьбы как таковой – пока вообще существуют предвыборные организации, принимающие решения относительно материальных интересов – изменить невозможно. И менее всего это осуществимо путем понижения значения и уровня парламента. Первым делом следует безоговорочно расстаться с этой мыслью. Любое эстетическое или морализаторское задирание носа совершенно бесполезно в делах формирования будущего внутренней политики. Политическим вопросом является исключительно следующий: какие последствия эта прогрессирующая демократизация средств политической борьбы имеет для формирования политического предприятия, как парламентского, так и внепарламентского? Ибо только что описанные процессы идут рука об руку с ранее описанным формированием парламентской работы.

Впрочем, и то, и другое требует одной характерной фигуры – профессионального политика, т. е. человека, который, по меньшей мере идеально, но в массе случаев – материально, превращает политическую работу в определенной партии в содержание своей жизни. Пусть эту фигуру любят или ненавидят – в своей сегодняшней форме она является неизбежным продуктом национализации и специализации партийно-политической работы на почве массовых выборов. И опять-таки я вынужден повториться: дела будут обстоять подобного рода образом совершенно независимо от того, какую степень политического влияния и ответственности партии приобретут благодаря парламентаризации.

Профессиональные политики бывают двух типов: те, кто материально живут «благодаря» партии и политической работе; в американских условиях это крупные и малые политические «предприниматели», боссы; в наших же условиях это «политработники», т. е. оплачиваемые партийные чиновники. Другой тип представляют собой те, кто в состоянии жить «для» политики благодаря своему имущественному положению, будучи движимыми собственными убеждениями, т. е. в идеальном смысле слова посвящают ей жизнь, как делал, например, Пауль Зингер для социал-демократии, который был, к тому же, партийным меценатом большого стиля. Надо иметь в виду, что здесь мы не будем оспаривать «идеализма» партийного чиновничества. Напротив, в левых партиях как раз партийные чиновники дали великое множество безупречных политических персонажей, которых трудно отыскать в других социальных слоях. Следовательно, идеализм далеко не представляет собой функцию имущественного положения, но просто жизнь «для» политики уместнее и дешевле для состоятельного члена партии. Именно этот сверху и снизу экономически независимый элемент в высшей степени желателен для партийной жизни, и можно надеяться, что и в будущем его не будет недоставать, особенно в радикальных партиях. Правда, настоящую партийную работу сегодня одним меценатством оплатить невозможно: массу работы за пределами парламента всегда будут делать партийные чиновники. Однако же уже из-за их занятости в партийных делах эти чиновники никоим образом не могут быть подходящими кандидатами для избрания в сам парламент. В сравнительно большом объеме партийных чиновников выдвигают в парламент лишь социал-демократы. Наоборот, в большинстве буржуазных партий связанный собственной должностью партийный секретарь ни в коей мере не является наиболее подходящим кандидатом в парламент. Исключительное господство партийного чиновничества – сколь бы желательным и полезным ни было представительство этого элемента – оказало бы неблагоприятное влияние на парламент. Но такого преобладания нет даже в наиболее бюрократизированной партии – среди социал-демократов. Кроме того, сравнительно маловероятно, что партийное чиновничество может накликать опасность господства чиновничьего духа в ущерб натурам настоящих вождей. Гораздо чаще эта опасность возникает из-за принуждения, направленного при агитации на учет современных организаций заинтересованных лиц, т. е. в проникновении работников этих организаций в кандидатские списки партий, каковое значительно увеличилось бы, если бы пропорциональное избирательное право осуществлялось в форме баллотировки общим списком. Парламент, сформированный сплошь из таких работников, был бы политически бесплодным. Тем не менее дух сотрудников таких организаций, как сами партии и, к примеру, профсоюзы, вследствие закалки в публичной борьбе, представляет собой нечто существенно иное, нежели дух государственных служащих, мирно работающих в канцелярии. И как раз в радикальных партиях, в первую очередь, у социал-демократов, эта опасность относительно ничтожна потому, что ожесточенность борьбы сравнительно мощно противодействует нередкой и тут закоснелости прослойки партийных бенефициариев. И все-таки даже здесь настоящие вожди весьма редко бывают партийными чиновниками.