Макс Вебер - Власть и политика [сборник]

§ 4. В области социального действования можно наблюдать фактические регулярности, т. е. при типически одинаковом предполагаемом смысле повторяется действование в его протекании у одного и того же действующего или же (а иногда и одновременно с этим) – у множества действующих. Этими типами протекания действования занимается социология, в отличие от истории, занимающейся каузальным вменением важных, т. е. судьбоносных отдельных связей.

Мы называем обычаем фактически существующий шанс, что определенная настроенность социального действования будет иметь характер регулярности , если этот шанс существует в некотором кругу людей исключительно в силу фактического навыка. Обычай называется обыкновением , если фактический навык основывается на длительной привычке. И напротив, мы говорим, что [эта регулярность] «основана на состоянии интересов» («обусловлена интересами »), если и поскольку шанс, что она будет существовать эмпирически, обусловлен исключительно чисто целерациональной ориентацией действования индивида на одинаковые ожидания .

К обычаям относится и «мода». «Модой», в противоположность «обыкновению», называется обычай, если (как раз в отличие от обыкновения) факт новизны соответствующего поведения становится источником ориентации на него действования. Она сродни «условностям», потому что, как и эти последние, берет начало (в большинстве случаев) в сословных интересах, связанных с престижем. Более подробно мы на этом останавливаться здесь не будем.

«Обыкновение», в противоположность «условностям» и «праву», выступает для нас не как внешним образом гарантированное правило, которого добровольно придерживается действующий, то ли просто «бездумно», то ли из «удобства», то ли по каким бы то ни было еще основаниям, и вероятное соблюдение которого он по этим же основаниям может ожидать от других людей того же круга. Иначе говоря, обыкновение в этом смысле не есть нечто «значимое», следовать ему ни от кого не «требуется». Переход от обыкновения к значимым условностям и к праву , конечно, очень и очень плавный. Значимое повсеместно порождается фактическим. Мы теперь имеем «обыкновение» съедать по утрам, в общем, известного рода завтрак, но здесь нет какой-либо «принудительности» (наверное, за исключением тех, кто завтракает в отелях), да и обыкновением это было не всегда. Напротив, одежда, которую мы носим, даже если она и появляется благодаря «обыкновению», в наши дни в основном относится уже не к обыкновению, а к условностям [175].

Во многих случаях явная регулярность в протекании социального действования, особенно хозяйственного, хотя и не только его, обнаруживается отнюдь не потому, что оно ориентировано на некие нормы, представляющиеся «значимыми», но и не потому, что основанием ее служит обыкновение. Она основывается лишь на том, что, по существу, определенного рода социальное действование, в среднем, наилучшим образом отвечает нормальным, с точки зрения субъективной, интересам участников и они ориентируют свои действования на это субъективное понимание и знание; таковы, например, регулярности ценообразования на «свободном» рынке. Именно заинтересованные лица на рынке ориентируют свое поведение как «средство» на свои типичные хозяйственные интересы как цель и на столь же типичные ожидания относительно предполагаемого поведения других как «условия», при которых можно достичь цели. Чем более строго целерационально они действуют, тем более сходно реагируют на данные ситуации, и таким образом возникают однообразие, регулярность и непрерывность настроенности и действования, которые часто оказываются при этом намного более стабильными, чем в тех случаях, когда действование ориентируется на нормы и требования [Pfichten], фактически считающиеся «обязательными» для данного круга людей. То, что ориентация исключительно на складывающиеся интересы, свои и чужие, приводит к таким же результатам, как и те, которых пытаются – причем, зачастую, тщетно – достигнуть путем принудительного нормирования, – это явление привлекло к себе значительное внимание, особенно в области хозяйства: отсюда, собственно, и возникла национальная экономия как наука. Но это же явление значимо и в других областях действования. Характерные для него осознанность и внутренняя нестесненность [ориентации действования] полярно противоположны всякого рода стесненности, характерной как для подчинения тому, что просто принято и вошло в «обыкновение», так для самоотдачи нормам, в которые верят ценностно-рациональным образом. Одной из существенных компонент «рационализации» действования является замена внутреннего подчинения принятому, вошедшему в обыкновение, планомерным приспособлением к складывающимся интересам. Конечно, этим процессом не исчерпывается понятие «рационализации» действования. Ведь она еще может идти и позитивно, ко все более осознанной рационализации ценностей, и негативно, так что от нее проигрывает не только обыкновение, но и аффективное действование, наконец, от нее выигрывает действование чисто целерациональное, не верящему в ценности, и проигрывает действование на основе ценностной рациональности. Эта многозначность понятия «рационализации» действования еще не раз станет предметом нашего рассмотрения. (К исследованию самого понятия мы обратимся в Заключении. )

Стабильность обыкновения (как такового), по существу, основывается на том, что тот, кто не ориентирует на нее свое действование, оказывается «неприспособленным», т. е. должен быть готов к мелким и крупным неудобствам и неприятностям, покуда в его кругу большинство людей считается с тем, что такое обыкновение существует, и настраивается на него в своих действиях.

Стабильность складывающихся интересов точно так же основана на том, что тот, кто не ориентируется в своем действовании на интересы другого – не «считается» с ними, – вызывает у другого сопротивление или достигает некоторого не желаемого и не предвидимого результата, т. е. рискует нанести ущерб своим собственным интересам.

§ 5. Действование, в особенности социальное действование, в особенности же социальное отношение, могут быть ориентированы участниками на представление о существовании легитимного порядка. Шанс, что это произойдет, называется «значимостью» соответствующего порядка.

Итак, «значимость» порядка есть для нас нечто большее, нежели простая регулярность в протекании социального действования, обусловленная обыкновением или складывающимися интересами. Если компании, занимающиеся перевозкой мебели, регулярно публикуют объявления со своими предложениями ко времени предполагаемых переездов, то эта регулярность обусловлена «складывающимися интересами». Если мелочной торговец вразнос в определенные дни месяца или недели посещает определенных клиентов, то либо это вошло у него в обыкновение, либо так сложились его интересы (соблюдается последовательность в обходе своей территории). Но если чиновник ежедневно в один и тот же час появляется в своем кабинете, то это обусловлено не только устоявшейся привычкой (обыкновением) (хотя ею тоже), не только сложившимися интересами (хотя ими тоже), которые он, если захочет, может принять или не принять во внимание. Вместе с тем, как правило, главное для него – «значимость» порядка (служебной регламентации) как заповеди, нарушение которой не только нанесло бы ему ущерб, но и (нормальным образом) в ценностно-рациональном смысле отторгается им (хотя и в очень разной степени) в силу «чувства долга».