Ноам Хомский - Кто правит миром?

В точности как предположил бы здравомыслящий человек. Исключительные американцы

Другим стандартным предлогом для пыток можно считать контекст «войны с террором», объявленной Бушем после терактов 11 сентября 2001 года. На фоне этого преступления традиционное международное право «устарело» и «вышло из употребления» – такой совет Джорджу Бушу-младшему дал его советник по юридическим вопросам Альберто Гонсалес, впоследствии назначенный генеральным прокурором. Эта доктрина широко цитировалась в той или иной форме в комментариях и аналитических записках [105].

Теракты 11 сентября, несомненно, во многих отношениях были уникальными. В том числе в плане того, куда было нацелено оружие: обычно его направляют в противоположную сторону. По сути, после того как британцы в 1814 году сожгли Вашингтон, округ Колумбия, это стал первый значимый теракт на территории Соединенных Штатов.

Правящую доктрину в нашей стране порой называют «американской исключительностью». Ничего подобного, она скорее ближе к стандартам имперских государств. Франция приветствовала свою «цивилизаторскую миссию» в колониях, в то время как министр обороны страны призывал к уничтожению «коренного населения Алжира». Британское благородство «для мира было новшеством», заявлял Джон Стюарт Милль, что совершенно не мешало ему призывать «ангельское государство» побыстрее заканчивать с освобождением Индии. Свое классическое эссе, посвященное гуманитарному вмешательству, Милль написал вскоре после того, как общественность узнала об ужасающих зверствах британцев во время подавления восстания в Индии в 1857 году. Завоевание остальной части Индии в значительной мере представляло собой усилия по установлению монополии в торговле опиумом в рамках глобальной инициативы британских дельцов наркотрафика, которая в первую очередь была призвана заставить Китай покупать товары британского производства [106].

Аналогичным образом нет никаких оснований сомневаться в искренности японских милитаристов образца 1930-х, усиленно создававших в Китае «рай земной» под добрым патронажем Японии; оставим за скобками нанкинскую резню и череду кампаний в сельских районах Северного Китая, проведенных под лозунгом «Жги всё, грабь всё, убивай всех». В истории подобных славных эпизодов хоть отбавляй [107].

Но если такого рода положения об «исключительности» успешно приживаются, то случающиеся время от времени откровения о «надругательстве над историей», единственная цель которых – сокрытие страшных преступлений, неожиданно могут привести к обратным результатам. Например, массовое убийство жителей Сонгми в Южном Вьетнаме можно считать ерундой по сравнению с куда более масштабными зверствами, совершенными в рамках «программы умиротворения» после Тетского наступления 1968 года (оно было предпринято коммунистическими силами Северного Вьетнама и оказалось провальным для них); об этих зверствах все напрочь забыли.

Уотергейт, несомненно, был преступлением, однако вызванный им гнев вытеснил несравненно более жестокие злодейства как в Америке, так и за ее пределами, включая организованное ФБР убийство чернокожего активиста Фреда Хэмптона и бомбардировки Камбоджи, и это только два из большого количества вопиющих примеров. Пытки отвратительны, но вторжение в Ирак стало преступлением намного хуже. В большинстве случаев эту функцию выполняют отдельные злодеяния.

Историческая амнезия – феномен опасный. Хотя бы потому, что она не только подрывает моральную и интеллектуальную целостность, но и закладывает фундамент для преступлений, предстоящих в будущем.

4. Невидимая рука власти

Демократическое протестное движение в Арабском мире стало волнующей демонстрацией мужества, преданности и ответственности народных сил, случайно совпавшей с замечательными выступлениями в поддержку рабочих и демократии в Мэдисоне, штат Висконсин, и других американских городах. Траектории протестов в Каире и Мэдисоне хоть и пересекались, но двигались все же в противоположных направлениях: если в Каире их целью было отстаивание элементарных прав, которых народ лишила египетская диктатура, то те, кто вышел на улицы Мэдисона, защищали права, завоеванные в долгой и трудной борьбе, а ныне подвергшиеся жестоким нападкам.

В каждом из двух упомянутых случаев протесты представляют собой микрокосм тенденций в глобальном обществе, следующем своим курсом. И то, что происходит в загнивающем промышленном центре самой богатой и могущественной за всю историю человечества страны, и то, что мы видим в регионе, который президент Дуайт Эйзенхауэр назвал «самым стратегически важным в мире», «колоссальным источником стратегического могущества» или, если воспользоваться выражением Госдепартамента Соединенных Штатов, которые решили приберечь этот регион для себя и своих союзников, устанавливая в 1940-х годах новый мировой порядок, «самой желанной сферой вложения иностранных инвестиций» [108], несомненно влечет за собой далекоидущие последствия.

Несмотря на все перемены, имевшие место в последующие годы, есть все основания полагать, что нынешние политики в основном придерживаются позиции Адольфа Берла, влиятельного советника президента Франклина Делано Рузвельта, в соответствии с которой контроль над колоссальными запасами энергоносителей на Ближнем Востоке обеспечивает одновременно «существенный контроль над всем миром» [109]. Соответственно, принято считать, что утрата этого контроля может воспрепятствовать реализации американского проекта глобального доминирования, ясно изложенного во время Второй мировой войны и с тех пор упорно претворяемого в жизнь перед лицом изменений в мировом порядке.

Еще в 1939 году, когда только началась война, Вашингтон по ее окончании намеревался занять положение ведущей мировой державы. В военные годы высокопоставленные чиновники Госдепартамента и специалисты по международным отношениям неоднократно встречались, вырабатывая планы для послевоенного мира. Они очертили «великую зону» американского доминирования, в которую вошло Западное полушарие, Дальний Восток, а также бывшая Британская империя с ее ресурсами энергоносителей на Ближнем Востоке. Когда Россия после Сталинграда стала перемалывать нацистские армии, «великая зона» распространилась и на Евразию, по крайней мере на ее экономическое сердце – Западную Европу. В обозначенной зоне Соединенные Штаты намеревались обладать «неоспоримым могуществом», основанным на «военном и экономическом превосходстве», но одновременно с этим «ограничивать любые суверенные действия» государств, способных помешать реализации их глобальных планов [110].